Былое сквозь думы. Книга 1

– Но ведь ты упорно отстаивал его взгляды, – напомнил я.

– Пока не сел сам.

– Личный опыт – великое дело, – наставительно заметил я. – Но мы-то знаем, что не виноваты. Скоро Хозяин разберётся в ошибках своих подручных.

– Как бы не так! Всегда найдётся доброжелатель, готовый облить тебя помоями. Так что сидеть нам не пересидеть.

– Дени, но ведь ты так слепо верил Хозяину, – вырвалось у меня.

– Человеку свойственно ошибаться на распутье, – назидательно молвил друг, – а уже потом учиться на своих ошибках, иначе теряется смысл поступательного движения жизни.

– Если ты так заговорил, то пора бежать к истинным бурам или ещё дальше, – подвёл я итог. – Но сначала попытаемся найти способ избавить тебя от ядра.

На следующий день способ избавления пришлось искать уже для двоих, так как и меня сроднили с таким же ядром, посчитав знающим толк в побегах арестантом. Эта ноша прибавила мне веса в глазах надзирателей и отвлекла от свободомыслия, и я, как методистский проповедник Писания, стал так же бережно носить ядро в руках, боясь потерять его вместе с ногой в каменоломнях и не помышляя о дальней дороге.

Кормили нас ещё хуже, чем в гостях у Делузи. И на третий день я начал испытывать ностальгию. Пора было собираться домой, хотя груз обстоятельств этому не способствовал.

На четвертую ночь меня под конвоем пригласили к разговору с Капказ-батоно. С порога он выглядел подозрительным до неразговорчивости, поэтому беседу начал его сподвижник по штабу.

– Мистер Блуд, – официального доверительно начал он, – по нашим сведениям вы продались лорду Митуэну за английскую овсянку и шотландский виски.

Меня словно собственным ядром ударило по башке. Из какой же выгребной ямы почерпнуты такие сведения?

– Прошу не оскорблять меня гнусными предположениями, – вспылил я, как обычно в начале допросов. – Я вам не шлюха из Кейптауна, а пламенный борец за идею, – попытался я нащупать правильную платформу.

– Не советую разбрасываться святыми понятиями, – тут же посоветовал штабист, – мы не на торгах. В своём письменном отчёте вы ясно дали понять, что оставили наши позиции не только в силу приказа, но, главным образом, ради встречи со старыми друзьями: пехотным майором англичан и капитаном английского же флота.

– Это один и тот же человек, знакомый мне по мирной жизни, – вставил я.

– Презренный наймит, – взвизгнул помощник, – имей мужество отвечать за свою писанину! В то время, когда простой народ свободной почти республики сплачивается в борьбе за светлое будущее своих детей, ты и тебе подобные отщепенцы вступаете в преступный сговор с гидрой колониализма, чтобы воткнуть нож и натруженную спину. И ты поспешил окунуть по плечи свои грязные руки в праведную кровь.

– Я не хочу и стакана чужой крови, – упёрся я, – это поклёп на невинного человека.

– Нам виднее, – вступил в перебранку Хозяин. – Всякий человек виновен, но главное – это успеть вовремя бесполезно раскаяться.

– Мне не в чем каяться, – повысил я голос.

– Какой горячий паразит, – усмехнулся горец и повернулся к помощнику: – Поставь этого упрямого писаку на место.

Я приготовился, но бить почему-то не стали.

– Мистер Блуд, мы уважаем достойных противников, способных изменить свои прогнившие взгляды под гнётом безоговорочных улик, – начал осыпать меня мало вразумительными словами помощник, – а поэтому открыть вам глаза на нашу историческую действительность моя прямая обязанность, ибо мы, истинные борцы за свободу, зиждемся на доверии к человеку, как к винтику в сложном механизме общества беззаветных тружеников. Наша с вождём партия вечного процветания подневольных и носительница свежих идей развития, ведёт народы через горнила внутренних и внешних потрясений к сияющим вершинам материально недоступных благ, чтобы насладиться там их залежалыми плодами. И мы никому не позволим вставлять палки в спицы наших колёс и лить воду на крылья чужих мельниц, будь то доморощенный изгой или чужеродный пришелец. Мы поганой метлой вычистим наши ряды, не говоря уже о толпах попутчиков и приспособленцев, укрепляя тем самым смычку с народной массой. Наша партия стеснёнными рядами надвигается на прогрессивное человечество, чтобы миллионнопалой рукой, сжавшейся в единый громящий кулак, указать светлый путь городам и весям.

– Даже двум пальцам на одной руке тесно бывает, в кукиш складываются, а тут… – осмелился я перебить непонятный здравому уму поток слов, но не успел развить здравую мысль.

– Молчать гад, гнида и выкормыш, – залаял штабист и попросил горца: – Хозяин, прикажи пытать!

– Рано, – отозвался тот и заметил: – Сила умирает в свободе, пусть свободно и выскажется, а там посмотрим, что делать с отчаявшимся.

Разгорячённый своею речью, помощник кругами ходил по палатке. От его грузного тела исходил жар неистраченной энергии мастера заплечных дел, а в жирных складках шеи топилась чёрная грязь, слегка прикрытая золотой цепочкой, стыдливо сползающей за ворот рубахи – видимо, штабист не забывал себя баловать материальным достатком, не дойдя ещё полностью до своих сияющих вершин.