С пальмы я свалился самостоятельно, передавив несметное количество муравьев. В каком-то забытьи я чувствовал, что меня куда-то переносят, но не сопротивлялся, понимая, что хуже не будет. И лишь когда меня уложили на землю, я осмелился открыть глаза.
– Великий вождь и непобедимый воин, – тут же склонился надо мной негр, запомнившийся ещё в лагере своим любопытством к моей татуированной груди, – твои дети вырвали господина из зубов белых собак. Твоё племя ждёт встречи со своим вождём. Мы поведём тебя к нашему общему дому. Встань и иди!
Я не возражал, жаждая поскорее убраться с проклятого места. Кое-как отбившись от муравьев, я даже не успел проявить заботу о товарищах, как увидел их живыми недалеко от себя. От сердца отлегло, и во мне вновь проклюнулась неистребимая воля к единоначалию.
– Где англичане? – строго спросил я словоохотливого негра. Туземец вытянул руку в направлении пальм, и я уже вполне осмысленным взором окинул место несостоявшейся трагедии. Охранники в небрежных позах лежали на своих прежних местах, а кто-то из негров проворно вытаскивал из их тел стрелы, и я понял, что муравьям все же будет чем поживиться.
Делать здесь было больше нечего, поэтому я вместе с братьями Макмерфи поспешил за чернокожими освободителями в джунгли, не обращая внимания на жгучую боль в исхлестанном теле и искусанных ногах.
* * *
Племя баролонгов было надежно сокрыто от постороннего глаза в непроходимых дебрях джунглей. Это было одно из немногих человеческих сообществ Чёрного континента, живших в мире и согласии со всей природой. В самой их естественной сути не было места агрессивности и воинственности. Видимо, растительная пища вперемежку с некоторыми видами насекомых, и уединение не способствовали развитию жестокости баролонгов. Огнестрельное оружие, огненная вода и бусы не соблазняли миролюбивых вегетарианцев, а от хищников они успешно оборонялись стрелами и копьями.
С наплывом белых на континент баролонги уходили все дальше в джунгли, но порой за ткани, соль и другие мелочи быта нанимались к колонистам на недолгую черновую работу. И за кротость нрава им охотно позволяли чистить хлева и выполнять несложные земляные работы. Так и в лагере Колензо баролонги, кроме подвоза воды и уборки нечистот, хоронили пленников и убирали казармы, довольствуясь натуральной мелочной оплатой в виде изношенного военного обмундирования и той же соли.
Наше освобождение было единственным вооруженным выступлением против людей даже на памяти старейшины племени, высушенного временем Лакми. Но и он, не раздумывая принял это решение, когда узнал какому бесчестию подвергается величайший вождь и земной бог всех известных ему африканских племён. Он часа два изучал рисунки на моей груди, а затем, распростершись ниц, велел мне повелевать им и всеми его соплеменниками. Эта почётная миссия меня не привлекла, поэтому я приказал старцу и дальше исполнять свои обязанности.
– О, мудрый Лакми, – сказал я ему, – земной бог не может бросить все остальные народы и жить только с баролонгами, поэтому пусть женщины поскорее залечат наши раны, и я пойду с помощниками дальше по дороге, указанной мне небесными богами.
Старый негр удовлетворился этим объяснением и больше мне не надоедал, а женщины без помех смогли наложить повязки на наши раны.
Первую ночь в джунглях я посвятил отдыху и восстановлению сил с помощью целебных первобытных отваров, а уже на рассвете выступил перед туземцами.
– Братья, – начал я, польстив чернокожим, – не успеет жёлтый глаз дневного светила прищуриться за верхушками пальм, как сюда явятся подлые английские гиены. Вам предстоит или покинуть эти места или защищать их. Решайте, я сказал!
Дикари, по векам отработанной привычке, решили немедленно смываться. И это с их стороны было мудрое решение. Но моё сердце пылало местью к Делузи, и я не мог в очередной раз простить выродку его злодеяний. Поэтому я приказал Лакми оставить мне десяток лучших охотников для устройства засады на неугодных нашим богам белых сволочей, чтобы без лишнего шума, лишь стрелами и дротиками, перебить карателей, по моему мнению, уже бросившимися за нами в погоню. Старейшина и не подумал перечить, а, наоборот, неожиданно высказал очень здравую мысль:
– О, сын неба, пусть наши женщины приготовят тебе стрелы, способные не только убивать, но и мстить.
Я мгновенно смекнул, что сообразительный старик советует отравить стрелы. Яд, действительно, может быть хорошим аргументом в споре с пулями, и я сам смогу зацепить стрелой Делузи, тем более что боя, как такового, в джунглях англичане нам навязать не смогут.