Наверное, было бы лучше, если бы на том собрание и закончилось. Но вместо этого Пол, пребывавший в восторге, стал предлагать варианты будущего развития
— Ну, что думаете? — спросил он остальных битлов, когда закончил.
— Я думаю, ты дурак, — ответил Джон.
Маккартни решил, что ослышался. Может, Джон повторит? «В конце концов, это ведь был он, истинный Джон Леннон, — рассказывал мне Пол. — И я немного побаивался его острого языка, о котором мы все были наслышаны».
И Джон повторил.
— Я думаю, ты дурак, — сказал он. — Я ухожу из
51. «Я был цирковой блохой. А теперь я — костыль для прокаженных мира»
А ведь не собирался он этого говорить! В Торонто, беседуя с Эриком Клэптоном, он мельком упомянул, что подумывал оставить
Раскрылся, да не весь. Клейн настоял на том, чтобы не выносить решение Джона на публику не только до выхода «Abbey Road» — тот должен был состояться через несколько дней, — но и до следующей весны, когда предстоял выход фильма и пластинки «Let It Be». Полу это казалось отсрочкой: он хорошо знал, что Джон часто противоречил сам себе и мог передумать. Был велик шанс, что он передумает. В конце концов, кто мог бы по доброй воле уйти из
Но для Джона в этом был смысл. Пусть объявления и не прозвучало, но он теперь чувствовал, что уже свободен от обязанностей битла. И пока Маккартни занимался продвижением «Abbey Road» и опровергал жуткий слух «Пол мертв!», который зародился в Америке и долго муссировался в прессе, Джон вместе с ни на шаг не отходящей Йоко занял просторную студийную комнату в Apple и бросился в водоворот разнообразных, бессвязных, а порой и явно ошибочных деяний.
Например, он заказал серию литографий по своим рисункам, изображавшим их с Йоко, а еще следил за тем, как монтируют его монреальское «постельное видео» и концерт во имя мира в Торонто, а еще помог родителям человека по имени Джеймс Хэнретти. Хэнретти повесили за нашумевшее убийство на трассе А6, совершенное в 1962 году, и его родители, уверенные в невиновности сына, пришли к Джону и просили помощи в открытии нового официального расследования, чтобы обелить имя сына. Тронутый их отчаянием, Джон согласился финансировать фильм об «ужасной ошибке правосудия». В ошибках правосудия он конечно же разбирался не больше, чем первый встречный, — и фильм в итоге так никогда и не сняли. Но его слава и боевой задор начали превращать его в магнит для отчаявшихся. Он выразил это по-другому. Когда мольбы — помогите, дайте денег! — полились на него дождем, он сказал мне: «Я был цирковой блохой. А теперь я — костыль для прокаженных мира».
Роль эта подходила мальчику, «всегда встававшему на сторону слабых», как заметила Мими. Но чтобы чувствовать себя в этой роли по-настоящему свободно, Джон посчитал необходимым добровольно отречься от одной из наград, дарованных правящей элитой. То был орден кавалера Британской империи, который ему вместе с другими битлами вручила в 1965 году королева. В то время он смутился, а теперь в избавлении от награды видел способ явить грядущему миру семидесятых нового Джона Леннона.
Он отправил Леса Энтони, своего водителя, в Сэндбэнкс — забрать медаль с каминной полки Мими, — и написал короткое письмо королеве. Оно гласило: