Они приехали во Францию в черных кожаных куртках, черных джинсах, с набриолиненными волосами, точно парочка ливерпульских байкеров, но быстро поняли, что горделивые богемные девушки — с которыми они очень желали общаться — их просто в упор не замечают. Они осознали, в чем прокололись, увидев Юргена. Он, как и Астрид — а вместе с ней и Стюарт, — по французской моде зачесывал челку на лоб. Джон и Пол мигом возжелали такую же стрижку, и ассистент фотографа превратился в стилиста, а его тесная комната — в парикмахерскую. Нет, то была не его идея. Ему нравился рокерский стиль битлов. Но им казалось, с такими прическами «у них будет больше шансов с богемными красотками на Левом берегу», — рассказывал Юрген хронисту
Когда Джон и Пол вернулись в Ливерпуль, над ними поначалу хихикали, но Джордж быстро последовал их примеру и стал зачесывать челку вперед. Не получалось убедить только Пита. Он был самым красивым из всех, и ему нравилось, как он выглядит, — «наш ответ Джеффу Чандлеру», как писали о нем в Mersey Beat.
Бедный Пит, нелюдимый, скромный… он так и не смог стать в группе своим. Вскоре остальные, даже не заметив того, перестали общаться с ним вне сцены, да он и сам к ним не хотел. Он просто и так отличался от них во всем — а теперь еще и прической.
19. «Кем нам казался Брайан? Богатый, деловой такой. До него мы лишь мечтали…»
Джон никогда не сможет вспомнить, когда именно впервые увидел Брайана Эпстайна. Может, в магазине грампластинок NEMS? Брайан руководил этой отраслью семейного бизнеса, он всегда был за прилавком, и Джон мог видеть его, по крайней мере мельком, когда просматривал пластинки. Или в клубе «Кэверн», за толпой поклонников — в тот самый день, 9 ноября 1961 года? Да, если так, то Брайан в своем дорогом костюме явно выделялся среди молодежи, забежавшей пообедать. Скорее всего, Джон и другие битлы осознали интерес Брайана только тогда, когда Боб Вулер объявил о его присутствии по системе громкого оповещения и попросил у «пещерников», как называли себя фанаты, устроить ему овацию.
«И что же привело сюда мистера Эпстайна?» — по слухам, дерзко и с улыбкой, «почти как Леннон», спросил у молодого продавца грампластинок Джордж Харрисон.
Брайан ему не ответил. Он еще не решил. Он нервничал.
В большинстве магазинов грампластинок Рэймонда Джонса послали бы куда подальше, заявив, что «My Bonnie» в Британии не выпускали, — так что, мол, если сильно надо, езжайте за ней в Германию. И на этом бы все кончилось. Но Брайан Эпстайн, или «мистер Брайан» — как, по его настоятельной просьбе, обращались к нему сотрудники, — славился тем, что аккуратно записывал просьбу каждого клиента и выполнял ее, и именно потому за последние несколько лет его бизнес достиг процветания. Спустя пару дней «My Bonnie» попросили еще двое, и он был заинтригован. Что там еще за
В том маленьком мирке, каким был Ливерпуль в плане поп-музыки, Эпстайн и Хэрри повстречались, когда бывший ученик Художественного колледжа попросил его слегка подсобить Mersey Beat деньгами. Денег Эпстайн ему не дал, но согласился продавать газету в своем магазине, собирать «Ливерпульскую десятку» — хит-парад, основанный на продажах пластинок в NEMS, и вести колонку с обзором пластинок. Он воспитывался на классической музыке, но работа неизбежно приближала его к популярной.
Легенда гласит, что он никогда не слышал о