Быть мужчиной. Современная мужественность без насилия, доминирования и страха

Я росла в захолустном рабочем городке в Лейк-Дистрикт и в пятнадцать лет поняла, что я лесбиянка. Это было дерьмово. У меня начались проблемы с психикой, и последней надеждой на выживание стал переезд в Лондон. Я копила на него деньги, работая в кафе. Мне всегда нравилось переодеваться, шить костюмы и ходить в [популярное гей-заведение] «Блэк Кэп» в Камдене. Тогда я не понимала: это именно то, что я искала. Мне всегда говорили, что меня слишком много, что я слишком громкая и надоедливая — мол, женщина не должна так себя вести. Думаю, я не была громкой и навязчивой — я была дрэг-квин.

Эта история о поиске новой идентичности за пределами той, что была назначена обществом, и новой поддерживающей компании звучала вдохновляюще, но сколько же страданий требовалось перенести, чтобы пройти этот путь. Достаточно иметь «не такую» сексуальность или не оправдывать «гендерных ожиданий», чтобы жизнь стала весьма непростой. «Не такой» — до сих пор ярлык для того, кто не является Стандартным Мужчиной.

Макияж был закончен. Мне помогли надеть корсет, который заставил меня выпрямиться впервые за несколько десятилетий. Сверху Чеддар накинула кимоно. Я никогда раньше не носил кимоно. Они ведь почти ничего не скрывают, так?

— Готов посмотреть в зеркало?

Думаю, да.

Я обернулся навстречу истине. Кимоно всколыхнулось, и я испытал странное чувство — я не узнал себя в отражении.

Мартин Робинсон был не таким. Мартин Робинсон был… великолепен.

Да что там говорить. Не просто великолепен — я был произведением искусства. Знаете, обычно я выгляжу как тревожный персонаж картин современного художника Фрэнсиса Бэкона, но сейчас передо мной стоял второстепенный персонаж картины Боттичелли, только с волосатыми руками и родинками на ногах.

Однако превращение в дрэг-квин еще не завершилось: мне предстояло взгромоздиться на пятнадцатисантиметровые каблуки. Я с трудом поднялся на них, широко расставив руки (словно Христос), а Чеддар принялась за шнуровку. Боже мой, для чего ты меня оставил?[27] При росте под два метра дополнительные пятнадцать сантиметров привели к тому, что фрукты на моей голове уткнулись в решетку потолочного кондиционера и начали замерзать. Я дернулся было вперед, но тут же рухнул на пол, напоминая первый летательный аппарат. Если хотите продемонстрировать мужчине, что такое психосексуальный садизм, которому общество подвергает женщин, наденьте на него туфли с высоким каблуком. Это все равно что заниматься повседневными делами, когда твои ступни засунуты в живых гусей.

Меня спустили по лестнице и провели через студию — хнычущего новорожденного, — чтобы сфотографироваться. Самостоятельно я не мог сделать ни шагу, не вывихнув щиколотку и не опрокинувшись. Только поддержка Чеддар и Тете с двух сторон позволила мне попозировать для фото.

— Давай воздушные поцелуйчики! — призывал меня фотограф.

— Сэр, я опасаюсь за свою жизнь, — шипел я между вздохами.

Отмучившегося, меня прислонили к стене и приступили к фотографированию другого журналиста в дрэг-наряде. В одиночестве и в полной неподвижности я напоминал скорее статую, чем мужчину. Было бы странно с моей стороны вернуться к привычной мне технике невидимости — учитывая ДРЭГ-НАРЯД. Настроение ухудшалось. Живой спектакль — это нечто противоположное тому, чем я хотел бы быть, но меня мучило и другое: я понимал, что не дорос до этого опыта. Несмотря на слова Чеддар, я представлял, что трансформация способна раскрыть веселую, уверенную в себе, дикую сторону моей натуры: немного уайльдовского остроумия, капельку куража Дэвида Боуи, — но нет. Я только сильнее сжался. Что со мной не так? Если бы вы дали мне ключи от шоколадной фабрики, я начал бы производить на ней картон.

Чеддар помогла мне слезть с каблуков и усадила в кресло, предложив чашечку чая. Бабочки опадали с моего лица, пока я пытался проглотить свою неудачу и расспрашивал ее о том, почему на телевидении так популярен дрэг, в частности ее шоу и другие (например, «Королевские гонки Ру Пола».

— Общество любит визуальные образы, — сказала Чеддар.