Быть мужчиной. Современная мужественность без насилия, доминирования и страха

Мужественность не патология, но она способна привести к неврозам. И из этой ее особенности зарождается процесс социального отчуждения. В стране, подобной Великобритании, где исторически доминируют белые гетеросексуалы, все просто: всякий, кто не гетеросексуален, не мужчина и не белый, — тот Другой. Этот невроз объединяет всех: женщин, представителей ЛГБТ+, чернокожих, азиатов, людей с ограниченными возможностями — все они «неправильны», так как не являются стандартными белыми мужчинами. В основе этого лежит узкий взгляд на мужественность, который формируется у мужчин с раннего детства. Отчасти самоидентификация мужчин сдерживается старинными ностальгическими формами — безопасными, простыми и легко контролируемыми. Внутри остается место для движения, немного личного пространства — больше, чем кажется, но выйти наружу невозможно: в наши головы вбита способность отличать «другое» и отвергать это, укрепляя тем самым самоидентификацию. Это глубоко укоренилось в мужской психологии — но не настолько глубоко, чтобы просто пройти мимо.

Идея Отчуждения ведет свое начало от отношений мужчины и женщины. С истории творения Адама и Евы. Женщину сотворили из ребра исходного человека, затем она, после пятиминутной демонстрации своего тела, отправилась в сад поболтать с какой-то змеей и в конце концов все испортила. Ненадежные, низкие женщины — грешницы от начала времен! Этого достаточно, чтобы с того самого момента мужчина относился с подозрением ко всем, кто выглядит иначе…

Использование противопоставления для самоидентификации имеет глубокие корни — дети, например, учатся определять себя, отвергая то, что им не подходит: «Это для маленьких… это мальчуковая зубная щетка… это для девочек с желтыми волосами… нет, папа, просто нет». И мы надеемся, что дети в конце концов это перерастут. Однако мужской невроз Отчуждения не дает этому произойти. Некоторые мужчины, особенно озабоченные демонстрацией своей мужественности — «правильного» способа быть человеком, — готовы отвергать Другое в любых формах. Вся их жизнь — это спектакль о Мужском Бытие, герой которого не позволяет себе стать полноценной личностью.

Призывы к равенству будут постоянно звучать вокруг, не приводя ни к каким результатам, потому что, похоже, мужчины на самом деле этого не хотят. По крайней мере те из них, кто наделен властью что-то изменить, но слишком боятся потерять эту власть. Таким образом, поддержка равенства со стороны мужчин может оказаться притворством. «Разрушим патриархат!» — обязательно, но не сегодня. «Нанимайте больше чернокожих!» — только немного, в рамках квоты. «Поддержим гей-парад!» — конечно, но ты, сынок, туда не пойдешь.

Мужской невроз — это невроз власти. Он происходит от того, что мы постоянно ожидаем удара сзади. Пока все под контролем, инакомыслие остается в рамках.

Но как мы способны изменить это? Только сдавшись. Отказавшись от всего, чем, как нам внушали, должен быть мужчина, и протянув руку нуждающимся в помощи.

Если мы хотим исследовать новые способы проявления мужественности, то отпустить — лучшее начало. Счастье можно искать не во власти, а в сотрудничестве и принятии. В исследованиях и приключениях, внутри и снаружи. Иначе невроз власти полностью захватит сознание. И я думаю, что главная причина мужского беспокойства — нескончаемая демонстрация собственной мужественности и борьбы за власть — лежит в основе всех проблем. Таким образом, отказ от контроля — это путь к большей свободе для всех. Нужно поделиться властью ради равенства. Для этого требуются смелые мужчины, способные разрушить те опоры, которые помогают им возвыситься. И пока таковых нет.

* * *

Однажды, на обеденной встрече у крупного работодателя, я рассказывал, почему мужчинам следует быть более открытыми, не упоминая о том, что на самом деле меня беспокоило. Как часто бывает на подобных мероприятиях, посвященных мужественности, 95% присутствующих составляли женщины. В тот момент я жалел о том, что сам не умею открываться полностью, иначе дал бы выход своему праведному гневу.

Пряча руку за спиной, я начал рассказывать о депрессии в целом, в основном импровизируя (то есть болтая), пока не устал и не присел на сцене рядом с другими мужчинами, говорившими с большим чувством, чем я.