Быть здесь – уже чудо. Жизнь Паулы Модерзон-Беккер

Как мало ты жила…[48] Я часто приезжала в Бремен, пользуясь тем, что там случались то конференции, то лекции, то нужно было снимать документальный фильм («Арте»[49] пригласили меня на родные равнины Арно Шмидта, другого «милого моему сердцу немца», бродившего неподалеку от Ворпсведе). Однажды в августе я даже усадила свою семью в трейлер – на севере Германии была хорошая погода, но в пути мы встречали только немцев и поляков, и они, смеясь, спрашивали нас, что мы тут делаем, ведь теплые моря остались у нас за спиной. А мы петляли от картины к картине.

⁂

У Клары в руках – письмо к Отто, и она всё ходит, ходит на могилу. Что еще сделаешь? Новость застала Рильке в Венеции в приятной компании Мими Романелли. Он обрывает свою поездку и пишет Мими по-французски, не упоминая Паулу прямо: «В мою жизнь вошла смерть ‹…›. Дорогая, мне не стыдно, что в прошлое воскресенье я плакал в холодной утренней гондоле, которая всё кружила и кружила ‹…›. Эта смерть всё еще длится во мне, точит меня, она меняет мое сердце, делает мою кровь алее».

Ровно через год после смерти Паулы, к 1 ноября 1908 года, Дню Всех Святых, Рильке пишет за три беспокойные ночи «Реквием по одной подруге». Он во дворце Биронов[50], в доме 77 по улице Варенн; это место обнаружила Клара. В будущем здесь расположится Музей Родена. Горячку, которая его охватила, Рильке так описал в письме другой женщине, которую он любил, Сидонии Надгерне: «Не задумываясь о том, как символично и место, где я над ним работал, и сама дата, я писал и закончил реквием по одному человеку ‹…›, который умер год назад, по женщине, которой с самого начала, блистательного начала ее творческого пути что-то мешало: сначала – семья, затем – несчастная судьба и безликая смерть, смерть, для которой она еще была слишком жива».

Я решила не перечитывать «Реквием», пока не допишу биографию Паулы. Но стоило начать читать – и в моей голове уже отдаются его созвучия. Читать «Реквием» – значит слушать. Переводы музыкальные, разные, а в ходе своих изысканий я научилась слышать немецкий. Ich habe Tote…

Рильке – не мой любимый писатель. Он – не Кафка, его современник. Я не понимаю, как Кафка писал то, что он написал. Но трудности и успехи, триумфы и слабости Рильке я понимаю. Я вижу труд, добротный, изнурительный труд. Можно сказать, что мы коллеги по цеху.

И в этом цехе Паула была равна ему в мастерстве. Может быть, это единственная женщина, которую он воспринимал как равную, с которой он соперничал и которую любил любовью равного.

Но он не называет ее по имени. Может, написать «Паула» слишком для него фамильярно? Но как же еще ее назвать: она не Беккер и не Модерзон, это имена ее отца и мужа… «Одной подруге». У Рильке было множество подруг. В том числе – множество покойных подруг. Рильке потерял многих, Ich habe Tote, но только она «всё еще здесь». Только она возвращается. И он впервые говорит ей «ты».

Понять: ты еще здесь. Я это понял.
И как слепец, что видит мир на ощупь,
Удел твой чувствую, но как назвать – не знаю.
Оплачем же…[51]

Он рассказывает об этой смерти просто, вспоминая, как Отто описал ее Кларе; зеркало, прическа. Он ненавидит смерть, доставшуюся Пауле, не ее смерть. Преждевременную, укравшую жизнь…[52] И он осуждает «состоявшегося мужчину», который считает себя в праве властвовать, тогда как ничто не может и не должно сдерживать «женщину, которая нас больше не видит и продолжает собственный путь по кромке своего существования».

Так ты и умерла, как в старину
кончались женщины, по старой моде,
в жилом тепле, испытанным концом
родильницы, что хочет и не может
сомкнуться, потому что темнота,
рожденная в довес к младенцу, входит,
теснит, торопит и сбирает в путь[53]

.

В 2001 году, работая над книгой «Дитя», я уже цитировала Рильке, но еще не знала Паулу Модерзон-Беккер и не знала, что мне ее не хватает.

⁂

В пору вспомнть об Отто, дважды овдовевшем, дважды потерявшем молодую жену, дважды оставшемся с грудной дочерью на руках, требующей мать и молока.

Элсбет и Матильда, две девочки, две единокровные сестры, две пожилые дамы, вместе доживали свои жизни в Бремене. Они обе работали сиделками.

⁂

Я помню руки хранителя из Вупперталя, как он аккуратно перекладывает и переворачивает для меня картины. Мы в подвале: все девятнадцать картин Паулы из собрания музея на тот момент находились в хранилище.