Бытовое насилие в истории российской повседневности (XI-XXI вв.)

Изгнание излома и отказ в предоставлении содержания также часто дополняли обвинения жен в жестоком обращении. Так, Фекла Алексеева дочь жаловалась на своего мужа устюжанина Артемия Кононова сына Русиновских, что помимо напрасных побоев и увечий «и с ро- бятишками а нс поит и нс кормит и ношным врсмянсм из дворишка пошибте временами збивает ни обувает ни одевает». Муж отрицал возводимые на него обвинения, а отказ в содержании объяснял тем, что сам ходит по миру, когда может, кормит, когда не может, не кормит.[300] Другая женщина — бобыльская дочь из деревни Трясовки (Кашинский уезд) Ульяна Дмитриева дочь в том же году жаловалась на своего мужа Антипа Елизарьсва, что он се постоянно выгонял излома по ночам, ей приходилось спать в бане или просто скитаться меж дворами. Нсжсла- ние властей разбирать дело привело к тому, что Ульяна бежала.[301] В другом подобном деле из деревни Великий Бор (Устюжский уезд) Карп Андреев сын Мсншснин объяснил свои поступки тем, что жена его воровала у него хлеб (накормила нищих на Пасху) — за это он ее и выгнал.[302] Священник Иван Федоров (Двинский уезд, Сийский монастырь, Золотицкая волость), обвиненный своей женой в 1725 г. в покушении на ее жизнь, изгнании из дома с двумя детьми, содержании в доме наложницы (девки Марсмьяны), насилии над двумя другими девками (Соломонисй Исаковой и Дарьей Антоновой), во всех своих «проступках» сознался преосвященному Варнаве, архиепископу Холмогорскому, свое поведение по отношению к жене объяснил тем, что она «младенца своего Евдокию уронила с коленей», то есть виновностью жены и заботой о ребенке, что, однако, не помешало выгнать двух других детей вместе с женой. Варнава наказал попа плетьми и сослал под начал в Сийский монастырь.[303] Полвека спустя крестьянка Матрена Леонтьева все также жаловалась на своего мужа крестьянина седа Ве- еьегонское (Устюженский уезд) на «притеснения и обиды».[304] Вопрос содержания жены (и семьи) постоянно возникал при бракоразводных процессах и при раздельном проживании супругов. Так, в 1785 г. поручик Иван Франк отказался содержать свою жену Прасковью Петрову, раз та живет отдельно от него в доме родителей.[305] В том же году Консистория увещевала купца Андрея Семенова жить в согласии с женой и содержать ее на свои средства.[306]

Часто жен отсылали обратно к родителям. Поручик морского флота Иван Салманов (англичанин по происхождению), женившись 1 ноября 1738 г. на 13-летней девочке, уже 31 декабря 1738 г. отправил ее к отцу, 5 января 1739 г. забрал от отца и по апрель 1739 г. бил ее и «тиранил», затем прогнал, объявив, что в Кронштадте у него есть другая жена и дети от этого брака. Объясняя свое поведение в СПбДК, Салманов настаивал, что жена была непочтительна к нему, постоянно играла в детские игры и забавлялась, к тому же похитила у него деньги (он, кстати, получил за ней приданое в 150 рублей).[307]

Причиной изгнания жены часто становилось прелюбодеяние мужа и желание его вступить в другой брак или жить с полюбившейся женщиной. Торжковский подьячий Семен Вишняков так и поступил в 1739 г.: выгнал свою первую жену Ефросинью Федорову и вступил во второй (признанный незаконным) брак.[308] Эта причина тесно связана с проблемой саморазвода и двоебрачия, борьбе с которым посвятили себя духовные власти в XVIII в.[309] Саморазвод можно рассматривать как гибкий механизм частного улаживания отношений в рамках репрессивной системы регулирования брачных отношений православной церковью. Официальный бракоразводный процесс был делом долгим и весьма неприятным, к тому же имевшим последствия в виде наказания для «виновной» стороны. Получение же такого разводного письма от мужа (со стороны жены такое письмо называлось отступительным) позволяло мирным способом решить семейный конфликт и вступить в иной брак. Более того, священники подписывали такие письма, тем самым санкционируя саморазвод. Однако саморазвод имел и оборотную сторону: тс мужья, которые хотели избавиться от своих жен, также могли (против их воли) дать такое разводное письмо и выгнать жену из дома. Центральные власти, включая Синод, были исключительно озабочены распространением такой практики и участием в ней священников — самовольное отпущение жен и мужей вносило сумятицу в учет населения, в подушный оклад, ревизские сказки, угрожало власти помещиков над крестьянами, создавало трудности в области наследственного права.