c2e6faf2c699c3ab53935acd39e30e24

Дом наполнялся людьми и болтовней. Старый кабинет превращали в нечто вроде «салона», в котором Лайош развлекал самых очаровательных местных деятелей, которые прежде были не столь очаровательны, сколь сомнительны, и мы никогда не приглашали их в гости. Вдруг мы начали держать открытый дом. В поношенном рединготе, со своей старомодной сердечностью мой отец неловко ходил среди гостей, приезжавших к нам на выходные. По такому случаю он даже не решался курить трубку... А Лайош утверждал меня, изучал, одобрял или увещевал, одним взглядом возносил до небес или низвергал прямиком в ад. Так продолжалось три года.

Мой брат и его странный друг не были вульгарными распущенными молодыми людьми в привычном смысле. Через год все заметили, что Лаци попал в зависимость от Лайоша так же, как мы все - мама, Вильма, а потом - и я. Теперь я могла бы сказать, что осталась среди них единственным разумным человеком. единственной, кто не поддался этой порочной иллюзии, но это - слабое утешение. Да, я видела Лайоша «насквозь», но разве я не бросилась служить ему так охотно и слепо? Он был так печален и чувствителен. Нас быстро заставили принять тот факт, что они с Лаци бросили учебу в университете. Однажды в сумерках Лайош стоял возле стола, и прядь волос украшала его лоб, когда он сказал - я точно помню его слова - он произносил их смиренно, словно жертвовал собой: «Я вынужден отказаться от скромного одинокого существования студента ради шумного и опасного поля жизненной битвы». Он всегда говорил так, словно читал по книге. Это заявление меня испугало и расстроило. Я почувствовала, что Лайош отказывается от своего призвания ради какого-то грандиозного и непонятного проекта, чтобы вступить в битву от имени какого-то человека или группы людей, и в этой битве он должен быть вооружен не только знаниями, но также хитростью и прагматизмом. Эта жертва меня беспокоила, потому что в нашей семье предпочитали, чтобы мальчики завершили свое образование, прежде чем вступить на «поле жизненной битвы». Но я поверила Лайошу, когда он сказал, что у него - другой путь, необычное оружие. Естественно, Лаци немедленно последовал за Лайошем по избранному им пути; они не удосужились окончить третий курс университета. Я тогда была еще юной девушкой. Лаци некоторое время спустя вернулся в «мир интеллекта»: использовав последний оставшийся у нашей семьи кредит, он открыл в городе книжный магазин, и, после всех своих планов и энтузиазма заполнил свою жизнь продажей учебников и канцелярских принадлежностей. Лайош жестко критиковал его за такой поворот в карьере, а потом нашей страстью стала политика, и он замолчал.

Я никогда не знала, каковы политические взгляды Лайоша. Тибор, у которого я часто об этом спрашивала, пожимал плечами и говорил, что у Лайоша вообще нет никаких политических убеждений, он просто плывет по ветру и хочет быть поближе к власти. Должно быть, эта критика была справедлива, но всё-таки не очень точна. Я подозревала, что Лайош обязан приносить жертвы человечеству и его идеалам, особенно - второе, потому что он всегда предпочитал идеалы реальности, вероятно, потому, что сфера идей казалась менее опасной, идеями было легче поступиться, и когда он думал об «участии» в политике,- ему хотелось всё поставить на карту не столь ради возможных наград, сколь ради истинного волнения участия, пафос участия был чем-то, что он в полной мере переживал и от чего страдал. Мой опыт общения с Лайошем говорит о том, что этот человек начинал со лжи, но потом посреди этой лжи проникался страстью и начинал плакать, потом лгал еще больше, уже - со слезами на глазах, а в конце концов, ко всеобщему изумлению, говорил правду - столь же красноречиво, как до того утверждал обратное... Естественно, этот талант не мешал ему целых десять лет выступать в авангарде приверженцев крайне противоречивых взглядов, и вскоре ему указали на дверь во всех партиях. К счастью, Лаци не последовал за ним по этому пути. Он осавался в «мире интеллекта», продавая принадлежности для рисования и потрепанные учебники из вторых рук, он сжился с этой заплесневелой атмосферой. А Лайош отправился на поиски опасности, «опасностей», которые ему никогда не удавалось преодолеть в полной мере, а нам оставалось думать о нем на расстоянии, об одинокой фигурке, выживающей среди бурь и штормов, всегда неподалеку от того места, куда должна ударить молния.

После смерти Вильмы Лайош исчез с нашего горизонта. Вот тогда я вернулась сюда, в это скромное последнее пристанище. Ничто не ждало меня здесь, просто нужно было где-то преклонить голову и получить несколько сухих крошек. Но для человека, прошедшего сквозь бурю, любой приют - в радость.

7