Cага о Бельфлёрах

Бирюзовую комнату проветрили, отмыли, оттерли, часть мебели вынесли (некоторые предметы помыли в керосине и отдали слугам, а другие пришлось немедленно сжечь), после чего Рафаэль осмотрел ее и убедился, что она так же прекрасна, как и прежде, — великолепная комната, которая стоит каждого вложенного в нее пенни. Затем комнату заперли, чтобы открыть вновь лишь к визиту сенатора Уэсли Гидда, приехавшего обсудить с Рафаэлем вопросы организации совместного управления рудниками на Маунт-Киттери. (Именно из железа, добытого там, изготовят во время войны обшивку броненосца «Монитор» и бесчисленное количество оружия. В лучшие годы в принадлежащих Бельфлёрам шахтах, пока те не истощились, добывалось по двести тысяч тонн руды в год.)

Судя по всему, в Бирюзовой комнате сенатор Тидд провел бессонную ночь, потому что утром он, явно измученный и не отдохнувший, извинился за то, что «слегка не в своей тарелке». Голова у него болела, глаза слезились, ночью его мучили неприятные сны… Почти стыдясь (щепетильностью сенатор не отличался, но манеры у него были безупречные), он спросил Рафаэля, не найдется ли возможности… возможности переселить его в другую комнату. Подобные просьбы ему несвойственны, однако ночь у него выдалась непростая, и, хотя комната действительно прекрасна — даже прекраснее, чем о ней рассказывают, — он боится, что его присутствие в ней нужно признать нежелательным.

Спустя еще несколько месяцев, когда в усадьбе гостил Хейес Уиттиер, его заметили на рассвете в парке — он бесцельно бродил по дорожкам, и, когда Рафаэль поинтересовался его самочувствием, тот ответил, что плохо спал и полагает, что причина этого — несварение желудка. Позже в тот же день он попросил переселить его в другую комнату… Выглядел он трезвым, хоть и мрачным.

— Какова причина вашего недовольства этой комнатой? — поинтересовался Рафаэль.

— Никакого недовольства я не испытываю, — тотчас же ответил Хейес.

— Однако ночь выдалась непростая? — не отступал Рафаэль.

— О да, — голос у Хейеса дрогнул, и Хейес отвел взгляд, — в определенном смысле непростая.

— Вас преследовал… какой-то запах? — пустился в расспросы Рафаэль. Хейес не ответил. Похоже, он вообще не задумывался над ответом, а лишь молча смотрел в землю. — Вас преследовало, — не унимался Рафаэль, — чье-то присутствие? То есть… возможно, вы… или кто-то… Возможно, вы ощущали чье-то присутствие, нечто, что можно считать посторонним…

Хейес ссутулился и потер указательным пальцем переносицу. Через несколько лет, поднявшись, чтобы произнести речь в поддержку военного министра Кэмерона, Хейес также прибегнет к этому же жесту, произнося слова так же медленно, тем же глубоким, печальным голосом.

— Присутствие я ощутил, причем нескольких персон, — сказал он, не сводя глаз с посыпанной гравием дорожки. — И… да, да, полагаю, его можно назвать посторонним.

Несмотря на ажурную решетку и чересчур роскошное убранство, да еще и это пугающе огромное зеркало и, разумеется, отказавшись от присутствия женщин (а в офицерском клубе дамы довольно часто скрашивали вечер, когда тот близился к концу), Сэмюэль с друзьями-гвардейцами решили провести ночь в Бирюзовой комнате за покером и разгадать ее загадку.