Читаем Cага о Бельфлёрах полностью

Хотя в это время Тирпиц был уже в возрасте — маленьким, лысым человечком с неровным шишковатым черепом, напоминающим Лее о ее матери, и выщербленными зубами, которые делали его похожим на хитрого, проказливого мальчишку, — он производил впечатление мужчины лет пятидесяти или даже моложе. Однажды, гуляя по выставке, он настоял на том, чтобы понести Джермейн — девочка сказала, что устала, — и Лею этот жест приятно удивил. На протяжении всей своей жизни она восхищалась подобными проявлениями силы, даже когда поняла всю бесполезность таких поступков и стала считать их лишь трогательным пережитком бурной молодости — вспомнить, к примеру, ту ночь, когда ее дражайший кузен Гидеон забрался к ней в спальню и убил Любовь! — и тем не менее ее поразил этот человек, чье баснословное богатство и связь с церковью, которую сама Лея считала нелепой, не отразилось на его здоровье. Мышцы у него были небольшими, но крепкими, подняв тяжеленькую девочку, он лишь слегка замедлил ход. «Мистер Тирпиц, не следует вам поднимать Джермейн», сказала Лея, мило улыбнувшись из-под вуали. «Сущие пустяки», — ответил Тирпиц и, чтобы смягчить серьезность своих слов, подмигнул Лее.

(Позже она узнает, что последние пятьдесят лет Тирпиц тренируется каждое утро: делает приседания, отжимается и поднимает гантели. «Тело — это инструмент, помогающий нам приблизиться к Богу, — говорил Тирпиц, — причем единственный инструмент».)

Тирпиц пригласил Лею на ужин и велел одной из самых своих надежных служанок оставаться вместе с Джермейн в отеле, где жила Лея (и несмотря на это, она переживала — рождение этого удивительного ребенка превратило ее в почти заполошную мамашу; когда малышки не было рядом, ей казалось, будто у нее не хватает руки, или ноги, или, по крайней мере, пальца. К тому же Джермейн, просто глядя на Лею и улыбаясь, невероятно помогала ей); он возил Лею посмотреть на регату по реке Эден, сопровождал ее в оперу и на закрытый прием, состоявшийся на третий вечер выставки, во время которого губернатор Гроунсел вручил императору Трапопогонии памятную медаль (император, чье королевство располагалось к северу от Афганистана, разочаровал Лею: внешне он напоминал Хайрама, а по-английски говорил практически без акцента; впрочем, его комплименты ей льстили); Тирпиц устроил так, что у них троих появилась возможность обойти выставку рано утром в воскресенье, до того, как она открылась для посетителей, и осмотреть наиболее увлекательные экспонаты (двигатели, ракеты, вычислительные машины, Город будущего с его движущимися тротуарами, слугами-роботами, регулируемой температурой воздуха и красивыми людьми-манекенами; больницу будущего, где в распоряжении пациентов будет кровь, сперма, ткань, кости и все органы человеческого тела — в том числе, мозг), а закончили они осмотр в Павильоне Тирпица, — разумеется, его собственном. Этот павильон понравился и Лее, и Джермейн больше всего — пять квадратных акров всевозможных диковин: разрисованные и увешанные украшениями слонята; белый мраморный фонтан с сотнями струй, которые выплескивали водяную пыль, приобретающую самые причудливые формы; косатка по имени Беппо в зеленом прозрачном аквариуме; миниатюрный холмик, усаженный удивительно нежными и прекрасными орхидеями; египетские и месопотамские скульптуры; знаки зодиака из бриллиантов, выложенные на черном бархате; невероятно правдоподобный манекен, представляющий собой Авраама Линкольна натуральных пропорций, который мрачно, но с выразительной решимостью читал вслух «Прокламацию об освобождении рабов»; хищные растения из Амазонии с огромными — в ярд — лепестками и мощными челюстями, способные пожирать не только насекомых, но также мышей и птиц, которых скармливали им сотрудники… И другие экспонаты, их было не счесть — так много, что у Леи голова кругом пошла, словно она захмелела, хотя до полудня было далеко и она еще капли спиртного в рот не брала.

— Мистер Тирпиц, — Лея взяла его за локоть своей обтянутей белой перчаткой рукой, — чему посвящен ваш павильон? Как связаны все эти удивительные экспонаты?

— А сами вы, миссис Бельфлёр, не догадываетесь?

— Догадываюсь? Чтобы я — и догадалась? Я в этом не сильна, мистер Тирпиц. Мои дети намного сообразительнее. Если бы с нами сейчас был Бромвел — от него вы бы наверняка пришли в восторг! А я догадываться не умею. Так как же все они связаны?

— Да нет же, миссис Бельфлёр, — Тирпиц обнажил в улыбке выщербленный зуб, — я уверен, вы и сами догадаетесь.

Однако Лее это оказалось не под силу, а Тирпиц повернулся к Джермейн и, присев на корточки, спросил, не знает ли она ответ, и девочка — совсем кроха, с младенчески пухлыми щечками — посмотрела своими темными бронзово-зелеными глазами на пожилого мужчину и, словно заглянув ему в самую душу, ответила — кротко и застенчиво, но твердо:

— Да, знаю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза
Александр Македонский, или Роман о боге
Александр Македонский, или Роман о боге

Мориса Дрюона читающая публика знает прежде всего по саге «Проклятые короли», открывшей мрачные тайны Средневековья, и трилогии «Конец людей», рассказывающей о закулисье европейского общества первых десятилетий XX века, о закате династии финансистов и промышленников.Александр Великий, проживший тридцать три года, некоторыми священниками по обе стороны Средиземного моря считался сыном Зевса-Амона. Египтяне увенчали его короной фараона, а вавилоняне – царской тиарой. Евреи видели в нем одного из владык мира, предвестника мессии. Некоторые народы Индии воплотили его черты в образе Будды. Древние христиане причислили Александра к сонму святых. Ислам отвел ему место в пантеоне своих героев под именем Искандер. Современники Александра постоянно задавались вопросом: «Человек он или бог?» Морис Дрюон в своем романе попытался воссоздать образ ближайшего советника завоевателя, восстановить ход мыслей фаворита и написал мемуары, которые могли бы принадлежать перу великого правителя.

А. Коротеев , Морис Дрюон

Историческая проза / Классическая проза ХX века