Cага о Бельфлёрах

Женщина беспомощно рассмеялась.

— Ах, но ведь вы не понимаете моих обстоятельств!

— Я прошу прощения, дорогая моя, но я навел справки, очень деликатно…

— Никто не мог рассказать вам, это точно!

— Мне рассказали только, что вы несчастливы, что вы одна во всем мире — юная женщина такой отваги, такого характера! Что вы страдали…

— Страдала! — Женщина рассмеялась. — Вот, значит, как обо мне говорят? Это правда?

— Говорят, что вы много страдали, но решили никому ни о чем не рассказывать.

— Могу я спросить, кто именно говорит?

Молчание, буквально секунду. А затем мужчина сказал, умоляющим голосом:

— Дорогая моя, я бы предпочел не называть имен.

— В таком случае, не говорите. Я не могу просить вас нарушать конфиденциальность.

— Надеюсь, вы не обиделись?

— На что мне обижаться?

— На то, что я тайно расспрашивал о вас.

— Ох…

— Но какой у меня был выбор, дорогая моя? Как новый здесь человек, я знаю, что должен непременно проявлять осторожность в выборе собеседника. Ведь вы же знаете, уверен, что знаете: этот дом просто кишит всякими интригами — заговорами, планами, расчетами, надеждами — и некоторые, лично на мой взгляд, совершенно безумны. Так вот, как новый человек, я был принужден двигаться на ощупь, как сомнамбула. Потому что с той самой ночи я совершенно точно знал, о чем мечтаю, но не мог открыть свое сердце из опасения глубоко ранить ту или иную даму — у которых, скажем так, были на меня виды.

— Так они хотят вас женить?

— Таковы мои догадки. Но, кажется, они в нерешительности — видимо, еще не пришли к общему решению, — поэтому в настоящее время я относительно свободен. Конечно, не считая того, что я, — добавил он как бы вскользь, — навсегда в плену.

Женщина издала подавленный звук, наверное, всхлипнула.

— Но я ведь просила вас не говорить об этом!

— Дорогая, у нас так мало времени — как вы можете отказывать мне? Я имею в виду, отказывать мне в возможности высказаться? Мы ведь так редко бываем наедине, с тех пор как вы запретили…

— Я знаю, так будет лучше, — отвечала женщина срывающимся голосом. — Или скорее — знаю, что непременно произойдет.

— Но неужели вы не сжалитесь надо мной — ведь я только прошу вас взглянуть на меня! Повернитесь ко мне. Не желаете? Ведь вы, без сомнения, знаете, как я ценю вас. Как боготворю вас.

— Я прошу вас… Я буду вынуждена уйти…

— Но вы знаете, что с той самой ночи…

— Я предпочитаю не вспоминать о той ночи. При этом воспоминании меня переполняет стыд и унижение.

— Но, милая моя…

— Вы делаете мне больно, вспоминая об этом.

— Как вы неразумны…

— Нет, это вы неразумны! — в запальчивости проговорила женщина. — Прикидываясь моим другом, вы преследуете меня куда более жестоко, чем это делают мои враги!

— Враги! Разве у вас есть враги?

Женщина молча мерила шагами свободное пространство комнаты. Джермейн слышала, как она ловит ртом воздух.

— Я сказала слишком много… — прошептала она. — Я не должна…

— У вас не может быть врагов. Чтобы люди намеренно желали вам зла?

— Боюсь, мне следует уйти, прошу меня извинить. — Но вы обещали поговорить со мной, и мы только начали…

— Я обещала не подумав. Теперь я вынуждена изменить решение.

— Прошу, не будьте столь жестоки! Не только по отношению ко мне, но и к себе! Я вижу, вас что-то гложет, и вы хотите повернуться ко мне, хотите говорить со мной — не правда ли? Дорогая моя, почему вы не верите мне?

Это невыносимо! Нет, я просто не могу позволить вам говорить так, учитывая обстоятельства.

— Но что за обстоятельства? Вы молодая женщина, незамужняя; по всей видимости, не имеющая ни долга, ни обязательств перед своей семьей, насколько мне известно; а я, — тут он вдруг с горечью рассмеялся, — я холостой мужчина, но немолодой, если не считать моей неопытности.

— Прошу вас, не смейтесь над собой.

— Но как я могу удержаться от этого, когда, получается, я смешон в ваших глазах? Слишком презренное существо, чтобы выслушать его, даже полушутя…

— Вы меня не так поняли, — отвечала женщина, в слезах. — Вы — вы просто не знаете моих обстоятельств!

— В таком случае вы должны открыть мне их!

— Умоляю вас. Я просто не могу… я не могу… это выносить.

Женщина расплакалась, а мужчина, видимо, хотел подойти и утешить ее; но — (Джермейн, сжавшись в комочек за кушеткой, всем существом чувствовала его муку) не посмел. Через некоторое время, когда были слышны лишь безутешные всхлипывания женщины, он сказал:

— Моя дорогая, вы, верно, опасаетесь, что между вашим и моим происхождением лежит неодолимая пропасть? Мне трудно это выразить, мне недостает красноречия и деликатности, но… Причина в том, что вы совсем одиноки и у вас нет наследства и что моя семья будет возражать… возражать против нашего…