Всхлипывания продолжались с новой силой. Казалось, бедняжка совсем утратила власть над собой. Мужчина говорил, постепенно повышая тон, и Джермейн представлялось (хотя она съежилась, крепко прижимая кулаки к ушам, потому что ей было так
— …против нашего брака?
Женщина произнесла нечто нечленораздельное.
— О, неужели я обидел вас? — в отчаянии воскликнул мужчина. — Самим упоминанием слова брак? Я надеялся, что в моих устах оно прозвучит не столь одиозно.
— Я этого не вынесу! — вскрикнула женщина.
Затем раздался шорох и возглас непритворного изумления, как будто женщина попыталась пройти мимо мужчины, а он вдруг преградил ей путь.
Сердечко Джермейн забилось от стыда и страха: что будет, если они увидят ее!.. Она сидела на полу, спиной к кушетке, зажмурившись и крепко прижав колени к подбородку. Она не хотела, не хо-те-ла ничего слышать; не хотела слышать тайные, сугубо личные, страстные речи взрослых. (В которых так много сказано, и все же так много невысказанного! Частые отлучки ее отца; его дорогие машины; письмо, полученное Леей от какой-то девушки — или от ее матери… И как Гидеон сказал маме: я же больше не претендую на тебя, так почему ты вдруг решила претендовать на меня, после всего, что было? А та холодно отвечала: ты бы мог хотя бы подумать о ребенке и о том, как это на нее влияет, — а Гвдон возразил: ребенок? Какой ребенок? Разве у нас до сих пор есть общий ребенок?
А за неделю до этого — возмущенные, полушепотом, реплики по поводу прабабушки Эльвиры и Старика-из-потопа: он, должно быть, ее бывший любовник. Как можно было позволить старой дуре выйти замуж, в ее-то возрасте, да еще за кого — за эту развалину! — бессильно говорил Хайрам. Как это скажется на семейном состоянии? Пожелает ли она изменить завещание? А Ноэль сказал: как ты смеешь называть нашу мать дурой! Тебе ли говорить! Я не говорю, что это удачный брак — да и какой брак можно назвать удачным? — но, если мама счастлива, а похоже, это так, и хочет выйти замуж во второй раз, в возрасте — Господи Боже мой, ведь ей скоро сто один год? — мы не должны препятствовать ей. А старик, насколько я могу судить, совершенно безвреден — спокойный, дружелюбный, не капризный… Да он в маразме! — воскликнул Хайрам. Его мозг, должно быть, откисал в том наводнении много дней!.. Он только и делает, что постоянно улыбается, словно знает, что мы будем содержать его до конца дней. А если мама умрет первая и вся усадьба достанется ему, а когда он умрет, заявятся его наследнички?
А еще раньше — краткие, обрывочные разговоры между Юэном и Леей, после смерти Вёрнона: если бы ты узнал наверняка, кто его убийцы, но не нашел свидетелей? Ты мог бы просто взять и отомстить? Да кто бы жаловался? Кто бы посмел жаловаться? Но, когда решишься, тут надо действовать быстро. И не стоит быть более милосердным, чем
Так много сказано, и так много невысказанного.
Тут раздался голос женщины, словно она набралась храбрости:
— Обстоятельства таковы — просто таковы, — что я вас недостойна. Теперь вы всё знаете и должны отпустить меня.
— Недостойны меня! — мужчина рассмеялся. — Как вы можете говорить так, после того как я признался вам в любви, после того как буквально умолял вас позволить мне объясниться? Дорогая, дражайшая моя, просто остановитесь и взгляните мне в лицо.
— Но я не могу! Не могу! — вскричала она. — Я недостойна.
— О чем вы говорите, ради Бога?
— Я… я… у меня была связь с мужчиной, — произнесла она каким-то безумным, сдавленным голосом.
Последовала пауза. Затем мужчина сказал, ровным голосом:
— Что ж — ну да, мужчина… Конечно, мужчина. Мне грустно это слышать, но я не слишком… Я хочу сказать, что не слишком удивлен. Ведь вы, безусловно, чрезвычайно привлекательная девушка, и нет ничего удивительного в том…
— Связь закончилась трагически, прошептала она.
— Он что… Неужели он… воспользовался вами?
— Воспользовался! — Женщина расхохоталась. — Скорее это я воспользовалась его слабостью.
— Как это понять? Почему вы так странно на меня смотрите?
— Согрешила я, потому что влюбилась в женатого человека, — раздраженно сказала она. — Влюбилась, бегала за ним, без ума от любви, не оставляла его в покое, пока наконец… Наконец…
— Что?
— Но вы услышали достаточно! Достаточно, чтобы презирать меня.
— Дорогая моя, ваши слова ранят меня — разве вид мой выражает презрение? Прошу вас, не отвора