Carmina

Я в мир принес унылый цвет
Однообразный, скучный, серый
И милой девушки портрет
Я им писал, но с детской верой.

И луч желания проник
И разгорелся над работой
И окружен любимой лик
Таинственною позолотой.

И очи синие синей
Небесных, ангельских просторов,
И руки тонкие нежней,
Чем славословья горних хоров.

Но для меня портрет уныл,
Не вижу золота наряда;
Как два креста с глухих могил,
Два серых, неподвижных взгляда.

Так мрачный, молчаливый пруд
С его зацветшими водами
Нам кажет блеск и изумруд
Под золотистыми лучами,

Но, ослепленный, отойди,
Взгляни, коль ты отважно молод,
И там в пруду, в его груди,
Увидишь беспощадный холод.

Осенняя мелодия

Люси.

По обезлиственному саду
Мелькает красный сарафан,
Спешит меж яблонь за ограду
В речной затейливый туман.

И на певучем коромысле,
На двух крючках из серебра,
Качаясь в такт шагам, повисли
Два яркожелтые ведра.

Ах! Нет! Не выйти, как и прежде,
С реки с сияющим лицом,
На смятой, встрепанной одежде
Пыль не очертится кольцом!

И не мелькнет в тяжелых косах
Цветок пахучий жениха,
Не будет стадо на откосах
Щипать траву без пастуха!

И радость золотого взгляда
Задернет медленный туман;
По обезлиственному саду
Пройдет грустящий сарафан.

Прогулка

Посвящается Алексею Сидорову.

Леса недвижные тревожно
Обстали и спокойно я
Бреду поляной, осторожно
В траве минуя муравья.

Каким-то сновидением нежным
В измученном мозгу моем
Плывет мечта о безмятежном,
О драгоценном, о былом.

О, радости! Былые сестры,
Ушедшие в земную пыль!
Тоска вонзает в душу острый,
Жестокий, ледяной костыль.

И только с отдаленной дачи
Сквозь желтый, липовый вуаль
Над беспощадной неудачей
Рыдает жалобный рояль:

«In questa tomba». О, лелейте
Изысканную грусть, мечты!
Уродливая смерть на флейте
Покоит страшные персты.

И алебастровые пальцы
Играют зорю. Пой, пастух,
И бесприютного скитальца
Прими золоторунный дух!

Предчувствие

Томлюсь один в бору сердитом
В безлунную, глухую ночь.
Чу! Где-то прозвенел копытом
Конь, уносящий счастье прочь.

Гори, гори, костер забвенья,
Туманом выползает сонь!
Покой! Иду без сожаленья
В твой очистительный огонь!

Пусть искры пляшут дикий танец
И меркнут здесь, вблизи, вдали…
Уж по щекам ползет румянец,
Как зарево иной земли.

И я страшусь прервать молчанье,
Мое молчанье и огня.
Гори, пылай, воспоминанье,
Не мучь и не томи меня!

Прости, напрасное стремленье,
И отцветай, унылый стон:
Над роковым костром забвенья
Чертит круги предсмертный сон.

Золотой мост

«Протянут Господа рукою

Меж ними золотистый мост».

Вадим Шершеневич.