Carmina

На мертвом севере снега
В томительном бреду застыли
И месяц наклонил рога
Над тканью серебристой пыли.

И тишина снегов сладка;

Все те же ночи, звезды те же,
Лишь долетит издалека
Протяжный, тяжкий вой медвежий.

На перекрестке, в блеске звезд.

Однообразный и унылый,
Нагнулся обветшалый крест
Над позабытою могилой.

И на изъеденной плите

С очами красными от горя
Недвижен ангел на кресте,
Встречающий веками зорю.

И за спиною два крыла

Разорваны тоской суровой
И воск девичьего чела
Изборожден, как плоть Христова.

И ангел горестно глядит, –

Забытый ангел на могиле –
Не прогремит ли мрамор плит
Под пеленою снежной пыли

И воскрешенная душа,

Восстав от долгого томленья,
Не колыхнется ли, спеша,
В миг огненного пробужденья?

И ангел в горние огни

Глядит и стынет над дорогой,
Теряя пасмурные дни,
Сосчитанные вьюгой строгой.

И может вьюга занесет

Христом покинутое место,
Лишь, не проснувшись, небосвод,
Здесь прозвенит: «In tomba questa»,

Но ангел не устанет ждать

Сквозь заснеженные ресницы,
Готовый мертвого принять
В свои застывшие десницы.

Уединение

«O, patria! Ti rivedre»

Tancredi

Когда в зловещий час сомнения
Я опьянен земной тоской,
Свой челн к стране Уединения
Я правлю твердою рукой.

Земля! Земля!.. Моей отчизною

Я вновь пленен. Родная тишь!
Но отчего же с укоризною
Ты на пришедшего глядишь?

Тебе был верен я, не знающий

Иных утех, чем грез о том,
Когда приду, изнемогающий,
К тебе я в сумраке ночном.

Из данного мне ожерелия

Я не растратил бирюзы –
Ни в час безумного веселия.
Ни в час настигнувшей грозы.

Смотри: венец твой окровавленный

Из горних, облетевших роз,
Как раб смиренный, но прославленный,
Я на челе опять принес.

Пусть в городах блудницы многие

От ласк моих изнемогли –
О, что тебе слова убогие,
Растерянные мной вдали,

И поцелуи бесконечные,

И сладострастья буйный хмель?
Тебе принес я речи вечные
И дух – увядший иммортель.

О, приюти меня, усталого,

Страны блаженной темнота,
И горстью снега бледноталого
Увлажь иссохшие уста!

Борису Фриденсону