Чаадаевское дело. Идеология, риторика и государственная власть в николаевской России

по отпетии благодарственного молебна Государь Император, приложился к святым иконам и мощам угодников почивающих в Успенском Соборе; потом встреченный снова, радостными восклицаниями народа, изволил пройти в Грановитую палату, из которой, через несколько минут, прибыв опять на площадь, присутствовал при разводе 2-го Учебного карабинерного полка; по кончании оного, Его Императорское Величество, с трудом пробираясь сквозь густую толпу Московских жителей, и осыпаемый их благословениями, возвратился во дворец[526].

Во второй половине дня 13 августа император выехал из старой столицы и 15-го числа прибыл в Нижний Новгород[527]. Центральным событием визита стало посещение монархом знаменитой ярмарки, где он был принят с необыкновенным патриотическим восторгом[528]. Сопровождавший Николая Бенкендорф писал в воспоминаниях:

Императора здесь не ожидали раньше ночи, а когда мы въехали в город, был всего час пополудни. Никем не узнанные мы проехали через весь город и даже спустились с высокой горы, которая вела к берегу Волги и к мосту, через который надо было проехать, чтобы попасть на остров, где была ярмарка. Здесь императора узнали, раздался крик, подобный электрическому разряду, мост заполнился народом, со всех сторон люди бежали, чтобы увидеть и приветствовать императора. ‹…› Это было какое-то всеобщее опьянение, превосходившее все то, что чему я был свидетелем до этих пор[529].

В Казань, которую он посещал впервые, Николай приехал утром 20 августа 1836 г.[530] Визита монарха ждали не без трепета, причем «все приготовлялось к чему-то необыкновенному»[531]. Бенкендорф, непосредственный свидетель происходившего в Казани народного воодушевления, замечал по этому поводу: «Все население как будто опьянело от радости, нас приятно поразило, что мусульмане не отставали в этом чувстве от истинных москвичей»[532]. Впечатления Бенкендорфа подтверждают и слова графа А. Г. Строганова из его письма Д. Н. Блудову, написанного в Казани: «Что же касается пребывания августейшего путешественника в сих двух важных точках империи, то оно было поистине трогательным, ибо возбудило всеобщую радость. Трудно сказать, кто именно – Нижний или Казань – первенствовал, Русские ли или Татары явили доказательство большей любви!!!»[533]

22 августа Николай находился уже в Симбирске[534]. О деталях его триумфального приема местными жителями мы знаем из воспоминаний жандармского офицера Э. И. Стогова. Судя по запискам мемуариста, патриотический восторг достиг здесь точки наивысшего накала: