Чада, домочадцы и исчадия

Обувь домовой с меня стянул, а вот одежду не осмелился —  слава богу. Хоть он меня и таскает, как маленькую девочку. я все же вышла из того возраста, когда постороннему мужчине допустимо было бы меня раздеть.

Заботливый Гостемил искрыч прикрыл окошко станем. В щели тянуло свежим воздухом и прохладой, туманной сыростью —  но в пуховом коконе было тепло и уютно.

Чувство времени уверенно шепнуло, что ночь едва перевалила за середину: часа два пополуночи, вряд ли больше…

Повозившись, я стянула с себя одежду, и ощутив, как с наслаждением расслабляется уставшее тело, снова нырнула под одеяло —  досыпать.

А утром я почувствовала себя натуральной нечистью. Той самой, которая не любит петушиного крика: треклятая птица орала, кажется, у меня над самой головой —  лично в мое городское, изнеженное цивилизацией ухо!

“Чтоб тебя!” —  пожелала я крикуну мысленно, но с таким чувством, что, будь я в самом деле ведьмой, ему бы тут же конец пришел.

Но ведьмой я не была, о чем и возвестил очередной насмешливый оглушительный вопль товарища, отлично чувствующего свою безнаказанность.

Рано радуешься, мерзавец пернатый. Думаешь, то что я не ведьма мне как-то помешает у Гостемила Искрыча супчика куриного попросить? Петушиный бульон, говорят, наваристый!

Петух орал, желудок бурчал, мочевой пузырь требовал немедленного выгула, нос замерз.

Вокруг по-прежнему наблюдалась древне-сказочная действительность.

Нос я могла легко и просто спрятать под одеяло, с действительностью —  сложнее.

Загостилась ты, Ленка. Домой пора!

Только сначала…

Торопливо одевшись (на соседнем сундуке были заботливо разложены мои вещи, включая обе рубашки, чистые и выглаженные —  цены здешнему домовому нет, ей-ей), я повертела головой, вспоминая, где выход: нужно найти Гостемила Искрыча. спросить где зде…

—  Проснулась, матушка? —  он возник у дверей, словно почувствовав, что в нем есть необходимость. —  А я вот умыться приготовил!

Когда важные утренние дела были переделаны, на столе меня уже ждал завтрак: блины с зайчатиной (не иначе, вчерашнее подношение в дело пошло!), с таком, с медом и сметаной, знаменитая репа (только не знаю, пареная или нет), и то самое молоко, которое я еще вчера успела оценить по достоинству.

Кофе не было. Не было даже чая —  вполне  ожидаемо, конечно, но…

Умывание колодезной водой, конечно, бодрит не хуже кофеина —  но куда меньше радует!

Заверения домового, что водичка-де на серебряном кольце настоянная, для свежести облика дюже пользительная, ситуацию улучшить не смогли.

Осторожно зачерпнув деревянной ложкой (что ж ты такая неудобная!) зеленоватого текучего меда (что ж ты такой вкусный!), я полила блин, и, свернув его треугольником, завела неспешную беседу, прощупывая почву:

—  Гостемил Искрыч, а где мы вообще находимся?

—  Как —  “где”? —  встопорщил он брови в удивлении. — В Премудром урочище!

Спасибо, мне все стало ясно!

Но саркастировала я зря, потому что домовой обстоятельно продолжал:

—  К восходу от нас человеческие земли лежат, но края здешние не сказать, чтобы людные: там, сям деревенька… Вот ежели дней через десяток пути, через дюжину, так там уже люду поболе. А в стольном граде, сказывают, народу и вовсе —  не протолкнуться!

Вслух я не хмыкнула, но из уроков истории смутно припоминала, что в где-то в шестнадцатом веке население Киева в нашем мире составляло то ли пять, то ли семь тысяч человек. Да уж, страшно представить такую толпу!

—  Ежели к закату повернуться, так кто там обитает ты, матушка, и сама вчерась вечор видела, —  он нахмурился, качнул бородой. —  Народишко шебутной, ненадежный. Одно хорошо: силу они крепко уважают, и знают, за кем сила. И что Премудрая бровью поведет —  и в баранку их сложит, тоже ведают. У этих тоже свои князья и свои цари, но Премудрым они не указ.

Я только тихо удивилась: ну надо же, вроде бы, одной крови —  а гляди ж ты, домашняя нечисть лесную явно не одобряет, но перебивать рассказ не стала.

—  На полночь отсюда урочище Прекрасных, на полдень —  угодья Искусниц. —  И завершил с неподдельным воодушевлением, —  А здесь на три дня пути в любую сторону твои владения, матушка!

Я прижала руку к груди и похлопала. Ох, тише, сердечко, тише, рано нам еще от приступа помирать.

Мои.

Вла-де-ни-я.

Мои владения — это однушка ипотечная, а не вот это вот все!

— И кто ж такие Прекрасные, Премудрые и Искусницы? — осторожно уточнила я все же, хоть и подозревала, что знаю ответ на этот вопрос.

— Так ведьмы, матушка, — Гостемилу Искрычу явно неловко было растолковывать мне простейшие истины, но он честно старался. — И не абы какие! А Премудрые среди них — сильнее всех.

Как говорится, не баба-яга и на том, спасибо!

Это я теперь, выходит, Елена Премудрая получаюсь?

Э-э-э, не-не, так не пойдет.

Что бы там себе моя предшественница ни решила, а без письменного согласия на такую должность меня никто права выдергивать не имел.

У меня ни сил, ни управленческих способностей, ни умения жить без гугла.

Я вдруг спохватилась — а где мой телефон?

Был же, в кармане.