Чада, домочадцы и исчадия

А возник —  с ворохом одежды в руках. Длинные рубахи, сарафаны в пол, еще какие-то странные на мой взгляд вещики и штуки, от одного взгляда на которые я покрывалась тоской, как просроченная колбаса —  слизью.

—  А рубашки не найдется? Простой, как у меня? —  без особой надежды уточнила я.

Хотя здесь, конечно, моя рубашка, наверное, за простую не сойдет…

И домовой нахмурился было, словно собирался отказать —  а потом просветлел лицом и снова схлопнулся.

А вернулся… ну, с рубахой уж точно!

И не то беда, что мужской, а то беда, что огромной!

В нее три таких, как я, завернуться могли бы!

И я от нее почти отказалась, но взгляд выхватил вышивку по вороту и вдоль шнуровки, и… и я поняла, что влюбилась!

Я только на минуточку. Только примерю!

Гостемил Искрыч деликатно исчез с уже привычным беззвучным хлопком, а я нырнула внутрь рубашки.

Тонкая, гладкая ткань мягко протекла по плечам, по голой коже. Вышивка, пленившая меня с первого взгляда, легла на грудь, ненавязчиво подчеркнув ее там, где нужно, и я вздохнула.

Это будет моя рубашка, я заберу ее домой, в свой мир,  и плевать на размер,  и если за ней явится хозяин —  я вступлю с ним в неравный бой и погибну смертью храбрых (и глупых!), но рубашку эту он снимет только с моего трупа!

Немного повозившись вслепую, я сообразила: если стянуть шнуровку максимально, то горловина выреза ляжет ровным полукругом, красиво приоткрыв ключицы. А если не максимально —  то откроет вообще все примерно до ремня штанов. Это, возможно, тоже красиво —  но чревато массовой гибелью домовых в одном отдельно взятом лесном подворье. Я не уверена, что способна выжить здесь без Гостемила Искрыча, так что от смелых решений воздержусь —  и без того он поглядывает на меня странно, прикрывая бородой сдержанное неодобрение и не решаясь его высказать.

Рубаха доставала почти до щиколоток. Из-под ее подола кокетливо выглядывали кроссовки. И, наверное, все же лучше было бы взять предложенный домовым “женский” вариант (хотя особой разницы между ними и не видно), но я решительно не способна была расстаться с вышивкой.

Гостемил Искрыч вздохнул и протянул мне пояс, скорее даже поясок —  плетеный, затейливый.

Поняв, что у меня будет либо поясок, либо труп домового, я смирилась.

Ладно, так даже лучше: в джинсы этот чехол для бронетранспортера все равно не заправишь, а реять им, как парусником, тоже так себе затея.

Отмахнувшись от ленты в косу (зачем? У меня резинка есть!) я попыталась себя оглядеть, но не преуспела.

—  Ты, хозяюшка, колдовство какое затеяла? Обряд творить собралась?.. —  осторожно и, как мне показалось, с надеждой, уточнил домовой.

Но где я —  а где колдовство с обрядами?

— Нет. А где бы мне, Гостемил Искрыч, зеркало найти?

Он отчетливо крякнул, а потом, пробормотав что-то (мне послышалось “Точно из бояр!”), повел рукой.

Странно так повел, сверху вниз, и будто не по воздуху, а по воде —  и воздух пошел за его рукой волнами, как вода… И я растерянно захлопала глазами, когда передо мной и впрямь вытянулась… вытянулся… вытянулось… как назвать вставшую вертикально лужу в мой рост? Тоненькая такая, гладкая —  лишь легкой рябью отзывается на дыхание.

Лужа постояла, домовой сурово насупился, пошевелил строго бородой —  и водная поверхность потемнела. И потемнела серебром —  отразила меня почти так же точно, как зеркало. Пусть и не самого лучшего качества, но ведь из ничего! Из воздуха!

Я восхищенно выдохнула:

—  Вот это да-а-а! Ну ты, Гостемил Искрыч, силен!

Он потупился, зарделся польщенно:

—  Ну дык… научился по малости у старой-то хозяйки!

И от смущения, не иначе, упустил волшебство —  зеркало развеялось, а посветлевшая обратно вода никуда не делась, так и плюхнулась на пол, на кроссовки и на джинсы.

—  Ох ты ж! Не гневайся, матушка, сей же миг уберу, —  заметался домовой.

И, действительно, убрал. Сей же миг — лужа исчезла, как и не было, но он на достигнутом не остановился, заламывая руки и причитая о своей несмываемой вине…

Пока я твердо не вмешалась:

—  Хватит! Ты, Гостемил Искрыч, кажется, ужинать звал?

Непривычным оказалось все, что стояло на столе: и еда, и посуда... Вы когда-нибудь пробовали есть кашу деревянной ложкой? Я бы без такого опыта обошлась.

И впервые задумалась о том, что если сон окажется вещим, и если я не смогу вернуться домой, жить мне предстоит без картошки. Без картошки!

Мало того (хотя мне не мало!): без майонеза, без кетчупа, даже без черного и душистого перцев! Без без водопровода, канализации, электричества… Интернета!

Так, где там стена между мирами —  я ее сейчас с разбега проломлю, на реактивной тяге своего ужаса!

Сжав в руке пирожок (тесто тоже было не таким, к какому я привыкла, да и начинка, лесные ягоды, существенно отличалась от “ароматизаторов, идентичных натуральным”, но это все равно было самое привычное, из того, что имелось на столе), я сползла с лавки.

—  Спасибо тебе, Гостемил Искрыч, порадовал!

И пока домовой не рассыпался в ответных любезностях, выскочила на крыльцо.