Чаепитие с призраками

Фелисите проделывала это тысячи раз: расспрашивала призраков, чтобы добыть имя, адрес, воспоминания. Но никогда не работала без странночая. В архиве так много коробок, непонятно, что с ними делать; и вот она, без единого листочка, достает свою бедную ложку, надеясь привлечь внимание предков и хоть немного очаровать их, чтобы получить ответы.

Очевидно, Фелисите себя переоценила.

– Эта леди пришла не за именованием, Каро. А чтобы выудить наши секреты. Вы здесь именно за этим, не так ли? Вас интересуют наши маленькие грязные воспоминания, которые, вообще-то, принадлежат только нам?

Словно что-то для себя поняв, Аделаида теряет всю свою загадочность и впивается в гостью жестким взглядом.

– Постойте-ка, а вы, случайно, не родня мне?

«Вот оно, – думает Фелисите. – Старуха попала в самую точку».

– Простите, но мое потомство разбросано по всей Европе. Вы так знакомо держитесь, вот я и спрашиваю, не доводитесь ли вы мне в какой-то степени родственницей.

– Не просто в какой-то степени. Я дочь Кармин.

При имени Кармин оба старика хватаются друг за дружку, невзирая на бесплотность тел, цепляются так, словно весь дом только что содрогнулся.

– Ты дочь Кармин? – заикаясь, переспрашивает Закарио. – Ты родилась там, в Испании?

Фелисите решает не уточнять. Хотят старики думать, что она прибыла из Испании, – да будет так. Чая, чтобы развязать им языки, нет, придется воспользоваться чем-то иным.

– Присаживайся, боже мой, присаживайся. Каро, освободи ей место, пусть твоя внучка сядет, а сам сходи за печеньем, которое я вчера испекла, и положи его на белую тарелку, знаешь, такую красивую, с падубом по краю, да, вот эту, иди и возвращайся скорее.

Призрак Закарио исчезает на лестнице, а Аделаида от волнения мечется под стеклянной крышей.

Закарио не находит никакого печенья – за сто лет оно успело окаменеть. Но он поднимается наверх с тарелкой, на которой лежат желтоватые, потрескавшиеся цветы, и ставит ее так, словно она полна угощений.

– Спасибо, Каро. Он хороший мажордом, мой Закарио, правда? Так я с ним и познакомилась. Мне нужен был человек, который помогал бы принимать людей, вносить их в листы ожидания, составлять расписание, записывать имена и именования… Потому что я не могу делать это сама, часто хвораю или устаю и предпочитаю, чтобы мне помогали. А Каро приехал из Андалусии, не зная поначалу ни слова на нашем языке, – но вскоре научился говорить по-французски почти идеально, такой он умный.

В любом случае с таким красавцем-мажордомом под одной крышей невозможно долго сопротивляться. За мной ухаживали несколько симпатичных парней. Конечно, этого было недостаточно, чтобы я вышла за них замуж, но не буду врать, красота – это преимущество.

У Закарио было кое-что еще: собственное имя, которого я ему не давала, и именование, которое мне только предстояло выяснить. Налет таинственности – необходимая специя к красоте, чтобы любовь не стала мимолетной. С предыдущими мужьями было проще. Я слышала их первый плач, давала им имена и именования, поэтому знала о них все. Можно сказать, я резервировала их для себя с самого рождения. Делала все, чтобы они безумно влюблялись в меня, чтобы у них сформировалось представление о красоте, в точности повторяющее черты моего лица.

А вот Закарио счел меня красивой и полюбил без всякого моего участия. Такая любовь омолаживает душу, когда тебе двести шестьдесят. По правде говоря, для меня это стало такой неожиданностью, что я сначала даже не могла поверить в происходящее. И когда после двадцати лет брака у нас родилась Кармин, наша милая, драгоценная, восхитительная Кармин, с черными кудряшками и идеальным носом моего Закарио, представь себе мою радость! Кстати, ты совсем непохожа на свою мать. Разве что повадки, как я уже говорила, ну и, может быть, цвет глаз, бледно-зеленый, который отливает в серебро, а не в золото… А в остальном – ничего. Вот почему мне было так трудно узнать тебя; уверена, ты меня простишь.

Никогда еще Фелисите не доводилось принимать извинения, которые бы так смахивали на оскорбления.

– А потом нам пришлось расстаться. Мы отправили дочку в Испанию, к дяде Закарио. Ей тогда исполнилось восемь. Ходили слухи о войне. Мы уже побывали провансальцами, савойцами, почти испанцами, французами, сардинцами, а теперь нас хотели снова сделать французами. Нам было все равно, лишь бы оставаться ниццарами. И все же Закарио предпочел отправить Кармин в Испанию, к своим родным, туда, где безопасно. Это было правильное решение. Мы поступили правильно, Каро? Это ведь была твоя идея, не так ли?

Закарио печально кивает:

– Ты не знаешь, она вернется?

Он задает этот вопрос с такой затаенной болью, что Фелисите отводит взгляд. Она не может ответить ему: «Нет, Закарио, твоя дочь не вернется». И не может сказать бедняге ничего другого. Именно поэтому Фелисите молчит.

Он добавляет: