Стоял час чаек. Кроме пары мусоровозов и нескольких пекарей, замешивающих тесто за закрытыми дверями, единственными бодрствующими существами во всем городе были старьевщики на площади Дворца правосудия и чайки. Их пронзительная перекличка эхом разносилась по всей Старой Ницце. Время от времени одна из птиц кружила над нами, над морем и улицами города, вплоть до еще пустых рыбных лавок. Чайки в Ницце умны. Они не собираются ловить рыбу, если все, что им нужно, – послоняться на пляже в ожидании торговцев.
Тем субботним утром я увидел Фелисите на площади Дворца правосудия. До восхода солнца мы там жутко мерзли, но когда оно поднималось, теплее не становилось. Зато Фелисите температура, похоже, не беспокоила. Именно это и поразило меня с самого начала. Она оглядывала товары, ни к чему не прикасаясь, держалась очень прямо, с достоинством. Не то что я: прыгал на месте, пытаясь нарисовать фигуры с помощью пара, вырывавшегося изо рта. В своей серой одежде она могла бы раствориться среди потрепанных жизнью безделушек, столового серебра и супниц. Но получалось иначе. Вместо этого они обрамляли ее, точно хорошо подобранные драгоценности.
Она подошла к нашему прилавку. Я перестал прыгать от холода. Отец поднял глаза от газеты и спросил:
– И какая у вас птица, мадемуазель?
– Никакой.
Отец сложил газету, вздохнул и встал.
– Их нельзя давать кошкам, это не корм. От семян они могут заболеть.
– Кошки у меня тоже нет, – ответила она, не глядя на него и продолжая внимательно изучать наш стенд.
Отец снова сел и взял в руки газету, но больше не читал.
Через некоторое время Фелисите поинтересовалась:
– Ваши контейнеры продаются, мсье?
Он нахмурился:
– Почему вы спрашиваете?
– Потому что мне нужен заварочный чайник. Я бы хотела проверить этот. Не могли бы вы высыпать из него семена?
Он подчинился. Видно было, что отец удивлен. Не столько вопросом, сколько этой девушкой, которая говорила с ним как с подчиненным и которую он послушался, не обидевшись.
Она взяла пустой чайник и наклонила его, словно наливая чай, несколько раз. Мой отец больше не притворялся, что читает. Даже продавщица из соседнего магазина бросала на Фелисите любопытные взгляды.
Я тоже наблюдал за ней. Сквозь бледный пар моего дыхания она была похожа на привидение.
– И сколько вы за него просите?
Отец скрестил руки:
– Зависит от ситуации. Он вам зачем?
– Для чая, как ни странно. Заваривать чай для призраков. И для некоторых живых – в основном для меня. Он ведь не противопоказан для такого применения?
Она посмотрела прямо на отца – а тот выглядел весьма внушительно со своими плечами грузчика!
– Мадемуазель, я думаю, вы знаете, что держите в руках.
– Красивый, массивный медный заварочник, который одновременно служит и чайником, и…
– Вы понимаете, о чем я. Это чайник, которого могут коснуться призраки.
– Да, верно. Именно это я и имела в виду.
– Значит, вы понимаете, что он не может стоить как обычный.
Они долго торговались. Если бы Фелисите не надо было возвращаться в школу на уроки итальянского, она бы до сих пор там стояла.
Так мой отец, который развлекался тем, что делал вещи призрачными – просто смеха ради, чтобы те летали в воздухе, когда их случайно обнаружит призрак, – нашел свою первую и единственную фантомоклиентку, как он ее называл.
Надо сказать, что его мать, моя бабушка, была пастушкой и заклинательницей бурь на итальянской стороне долины Чудес.
Позже, даже если я уставал или у меня выпадал выходной, я каждую субботу вставал с петухами, чтобы сопровождать отца на антикварный рынок. Надеялся, что удивительная девушка вернется. Но больше я ее не видел; она общалась с отцом по телефону.
Несколько лет спустя я обнаружил, что обладаю тем же даром, что и отец. Он показал мне, как найти предмет, способный принять этот дар, и как сесть на него, или принять в нем ванну, или засунуть его под простыню, в зависимости от размера и назначения, чтобы, получив немного нашей жизни, которая улетучивается с каждой секундой, немного нашего постоянного умирания, предмет стал бы тоже немного мертвым и немного живым, а значит, осязаемым для призраков.
Что ж, мне было интересно, но я не превращал это занятие в профессию. Я изучал историю, точнее археологию, и поступил на работу в мэрию Ниццы. В отдел исторического наследия и архивов.
Красивое название. На самом деле я в основном занимался документацией двух или трех музеев. Именно тогда я обнаружил ассоциацию чтецов надгробий и присоединился к ним. Вы должны меня понять: тратишь время на предметы, буквально трясешься над ними, как наседка над яйцами, чтобы люди могли ими пользоваться, но никогда не видишь самих людей. Ты не можешь поговорить с ними или узнать, оценили ли они твои старания. Именно поэтому, вместо того чтобы просто жить рядом с мертвыми, я решил оживлять их память. В конце концов, расшифровка и каталогизация забытых могил такое же хобби, как и любое другое. Да, мне не было и тридцати, а в ассоциации состояли в основном пенсионеры. Но что с того? Мы развлекались. Когда на кладбищах становилось слишком жарко, мы играли в шары под платанами.