Чай с пряностями, или Призраки прошлого (СИ)

Пыль. Вездесущая и всепроникающая. Всемогущая и непобедимая. Что с ней ни делай, сколько раз в день ни возюкай тряпкой по всем доступным поверхностям, сколько ни размахивай заговоренной перьевой метелочкой, пыль все равно найдет лазейку и проникнет внутрь, затаится в укромных уголках, расстелется тончайшим покрывалом на столешницах, забьется в ткань портьер, дорожек, в подушки, валики и в обивку мягкой мебели. Да что там мебель! В последние годы Сайрене все чаще казалось, что пыль со временем умудряется прокрадываться даже в людские души.

О эта коварная пыль! С людьми она куда более жестока, чем с мебелью. Она прячет в своих рыхлых мягких тенетах воспоминания и чувства. Она пользуется тем, что люди до сих пор не изобрели выбивалку для пыли из душ людских, не придумали моющего средства для мира внутреннего, сконцентрировавшись лишь на наведении лоска внешнего. Именно по этой причине, пользуясь полной свободой и безнаказанностью, пыль год за годом увеличивает толщину слоя, что укрывает самые яркие моменты, хранящиеся в памяти, и они тускнеют, смазываются. Те самые моменты, которые совсем недавно считались незабываемыми, оказываются еле различимыми под серым невесомым слоем. Воспоминания... Пыль умудряется расправиться не только с ними. Под ее напором тускнеют цвета и краски, приглушаются ароматы, запахи и эмоции. Последние пару лет Сайрена отмечала, что даже смена времен года теперь не производит того впечатления, что оказывала в юности. Где суровая зима, холодная и искристая? Куда исчезла нежная весна? Почему испарилось знойное лето? Все укутала пыль! И единственное, что Сайрене пока еще доступно - это унылая осень. По крайней мере так ей казалось до недавнего времени. Что она там думала про выбивалку для внутренней пыли? Чаепитие в кондитерской у Лисси подарило пару ощутимых хлопков такой выбивалки.

Хлоп! Хелли шлепнула Груембьеррский вестник на стол, и Сайрену затопили яркие, четкие и ничем не замутненные эмоции: возмущение и даже злость на нисса Прудхенса и мэра, а кроме того, всепоглощающее сожаление из-за того, что поторопилась подарить Хелли надежду на победу.

Хлоп! Роззи погружается в какой-то транс и в мельчайших подробностях вспоминает то, что казалось давно забытым. Что почувствовала Сайрена тогда? Удивление? Волнение? Жалость? Безусловно. Но эти эмоции были привычными, логически обусловленными. Было что-то еще. Что-то, что испугало своим появлением Сайрену. Это была зависть! Черная зависть. Страшно признаться самой себе, но Сайрена жутко позавидовала Роззи, которая смогла вспомнить в мельчайших подробностях вкус своих первых ботинок, а она Сайрена не может вспомнить вкус своего свадебного торта. Какая у него была начинка? Вишневая? Абрикосовая? А первый зубик у Хельмута когда прорезался? В шесть месяцев или в восемь? А ведь казалось, что она никогда этого не забудет. Как и первое признание в любви Ференца, ныне покойного мужа...

Хлоп! Ференц! Явление Ференца, другого Ференца, нового Ференца было самым ощутимым хлопком воображаемой пылевыбивалки! Что она думала про унылую осень и присыпанные пылью чувства? Раздался хлопок, пыль взвилась вверх мутным облаком, обнажая сложный узор, в который сплелись чувства и эмоций. Смущение, жалость, радость, неловкость, нежность и сожаление... О! Сожаление, пожалуй, не участвовало в создании этого узора. Оно служило фоном. Сайрена сожалела о многом. Но более всего она сожалела о том, что спустя несколько минут, часов, дней или недель... она не знала когда конкретно, но точно знала, что рано или поздно пыль, которая поднялась, вновь осядет, и все вокруг опять станет тусклым и унылым.

Сайрена вздохнула и подтянула к себе поближе тощую стопку измятых бумаг.

Что это? Неужели те самые бумаги, которые Ференц забрал из лавки нисса Лагберта? Пара толстых, ученических тетрадей.

Хозяйка гостиницы печально вздохнула и перевернула пару страниц. Все развороты в первой тетради занимала внушительного вида таблица, заполненная какими-то закорючками и значками. Лишь несколько последних листов избежали этой участи и оставались незапятнанно-белыми. Записи во второй тетради читались гораздо лучше, Сайрена перелистнула несколько страниц, выхватывая взглядом отдельные слова и целые предложения, поняла, что более всего эта тетрадь напоминает личный дневник, и тотчас же захлопнула ее. Читать подобное допустимо Ференцу, по долгу служебному, но никак не ей - старой одинокой женщине. Перед мысленным взором сразу же возник всклоченный детектив, повторяющий: «Фея, моя фея!». Хорошо. Сайрена не стала спорить с ним даже в мыслях. Совать нос в чужие личные записи негоже и старой одинокой фее! Сайрена взяла тетради и переложила их в дальний от себя угол конторки.