Лето 1866 года Пётр Ильич мечтал провести с близнецами Анатолием и Модестом в Каменке у сестры Александры. Но поездке не суждено было состояться ввиду плохого шоссе из Москвы до Киева. Он признался в письме к Саше: «я тебе скажу, что, кроме неудобства, меня останавливает также недостаточность финансов, ибо у меня на дорогу в Каменку хватает только в случае возможности ехать до Киева в дилижансе…». То есть у него хватало денег на прямую поездку, без пересадки. А при плохой дороге надо было делать пересадку в Довске, это удорожало поездку. Он поехал к братьям в Петербург, «чтобы всё это хорошенько обдумать и положить решение сообща».
Утром он приехал прямо с железной дороги к тётушке Елизавете Андреевне Шоберт и отдался радости свидания с братьями, не озаботившись приисканием себе ночлега. Квартира же тётушки оказалась переполненной, потому он вынужден был провести ночь, гуляя по улицам столицы и сидя на скамейке Адмиралтейского бульвара. На номер в гостинице денег не было. «Вообще, – как замечает Модест Ильич, – более сильной нужды Пётр Ильич никогда не знал ни до, ни после этого времени».
О поездке в Каменку, да еще втроём, уже не могло быть речи. Александра Ивановна Давыдова (свекровь Александры Ильиничны) пригласила Петра Ильича с братьями провести лето с её семейством на даче Мятлева, по Петергофской дороге. При финансовой помощи отца, Ильи Петровича, удалось-таки Анатолия отправить одного к сестре в Каменку. Сам же Пётр Ильич с Модестом поселился на всё лето у Давыдовых. Дача Мятлева находилась рядом с дачей Галова, где семья Чайковских проводила летнее время в бытность отца директором Технологического института, потому Петру Ильичу эти места были знакомы и он любил их. Рядом же, в десяти минутах ходьбы, поселился на лето и Илья Петрович в семействе своей нынешней жены Елизаветы Михайловны, так что видеться с отцом можно было по нескольку раз на день. Но сожаления о Каменке не оставляли Петра Ильича. 7-го июня 1866 г. он писал сестре: «Мы живем на Мятлевой даче, в сущности, совсем недурно, и если бы не постоянно грызущая мысль о Каменке, то можно было бы найти эту жизнь приятной. Погода порядочная. Папашу вижу беспрестанно. Что за идеальные люди Давыдовы! Это для тебя не новость, а мне трудно удержаться не говорить о них: в такой интимности, как теперь, я никогда ещё с ними не жил, и мне приходится каждую минуту удивляться бесконечной их доброте».
На Мятлевой даче Чайковский писал свою первую симфонию «Зимние грёзы». Он писал не только днём, но и по ночам. «Несмотря на усидчивость и рвение, сочинение шло туго, и чем далее подвигалась симфония, тем нервы Петра Ильича расстраивались все более и более. Ненормальный труд убивал сон, а бессонные ночи парализовали энергию и творческие силы. В конце июля всё это разразилось припадками страшного нервного расстройства, такого, какое уже больше не повторялось ни разу в жизни. Доктор Юргенсон (Главный доктор Пажеского корпуса.), призванный лечить его, нашёл, что он был «на шаг от безумия», и первые дни считал его положение почти отчаянным. Главные и самые страшные симптомы этой болезни состояли в том, что больного преследовали галлюцинации, находил ужасающий страх чего-то, и чувствовалось полное омертвение всех конечностей. Насколько испытанные Петром Ильичем страдания от этой болезни были велики, можно заключить из того, что боязнь повторения её на всю жизнь отучила его от ночной работы. После этой симфонии ни одна нота из всех его сочинений не была написана ночью», – вспоминал Модест Ильич.
Будучи в Петербурге, Пётр Ильич показал эту незаконченную работу своим бывшим профессорам Антону Григорьевичу Рубинштейну и Николаю Ивановичу Зарембе. Оба преподавателя симфонию беспощадно раскритиковали, сильно обидев Чайковского. «Московскому Рубинштейну», Николаю Григорьевичу, симфония, напротив, очень понравилась, и в декабре, во время концерта Русского музыкального общества было исполнено из неё скерцо. Целиком симфония прозвучала 3 февраля 1868 года. Исполнение прошло с успехом, автора много раз вызывали. Это стало первым настоящим триумфом Чайковского.
12. Открытие Московской консерватории. Князь Одоевский.
1 сентября 1866 года состоялось торжественное открытие Московской консерватории. Много возвышенных тостов было сказано в этот знаменательный день. Но особенно запомнилось всем выступление князя Владимира Фёдоровича Одоевского, который был другом и Пушкина и Михаила Глинки. Он предложил тост «за преуспеяние русской музыки как искусства и науки!». Торжество закончилось концертом. Чайковский предложил: «Пусть первой музыкой, которая прозвучит здесь, будет музыка великого Глинки!» и, сев за рояль, Пётр Ильич наизусть сыграл увертюру к опере «Руслан и Людмила».
Князь Владимир Федорович Одоевский, старейший Рюрикович, был известным писателем и учёным по разным отраслям наук и искусств. Он принимал активное участие в судьбе консерватории и был близок со всем музыкальным миром Москвы.