Читаем Чахотка. Другая история немецкого общества полностью

В 1930 году психиатр-нарколог Гельмут Ульрици предложил использовать больных как рабочую силу, не подвергая опасности здоровых: «Мне приходят на ум деревни прокаженных в Бразилии, о которых я узнал несколько лет назад»[796]. Легочные больные не могли больше рассчитывать на поддержку врачей. В 1930 году на медицинской конференции на острове Нордерней прозвучало понятие «асоциальный открытый туберкулез»[797]. Туберкулезный врач Эрвин Аугштайн назвал больных туберкулезом «социально непригодными» и причислил их к группе «общественно неполноценных», наряду с «полными идиотами, слабоумными, тунеядцами, бродягами, нищими, бездомными, пьяницами, проститутками, душевнобольными, деклассированными элементами, преступниками».

Так туберкулезных больных еще никогда не клеймили. Национал-социалистам осталось лишь подхватить уже существующую риторику. Врачи, которым доверились больные чахоткой, превратили своих пациентов в злостных, бесполезных, общественно опасных людей.


2. Расовая чистота и наследственность: здоровье как долг

Национал-социализм стремился подчинить всё общество законам биологии, создать расово «чистое» и «наследственно здоровое» народное тело, способное бороться за существование с внешними и внутренними врагами[798]. Для этого нацию следовало очистить не только от «расово чуждых» элементов, но и от наследственных болезней. Общество было подчинено селекции и отбору, здоровье стало делом нации. «В расово чистом и наследственно здоровом арийском народном теле, — пишет историк медицины Альфонс Лабиш, — воплотилась национал-социалистическая утопия здоровья»[799]. Состояние здоровья человека определяло его место в структуре нации и общества[800]. Болезнь означала аутсайдерство. Главный врач гитлерюгенда издал справочник о здоровье с указанием: «Долг каждого немца — жить здоровым и трудоспособным. Болезнь означает провал. Сочувствовать больному нечего»[801].

Здоровье не было больше подарком судьбы, оно стало долгом во имя благосостояния нации и расы. В представлении национал-социализма расово чистый и наследственно-здоровый народ был непобедим и превосходил всех остальных[802]. Из идеального здорового социума надо изгнать всех «неполноценных» и нетрудоспособных. Терапевт и гомеопат Карл Кётшау требовал в 1938 году не щадить больных, даже если это ускорит их конец. «Я думаю о больных раком, туберкулезом, ревматизмом и другими хроническими недугами. Инвалида не следует освобождать от долга здоровья и трудоспособности, даже если это приведет к ухудшению его болезни. Другими словами, решение одно: либо трудоспособность, либо естественное искоренение»[803].

Гитлер придерживался следующего принципа относительно здоровья: «Если нет больше собственных сил бороться за свое здоровье, заканчивается и право жить в этом мире борьбы»[804].


3. «Расовый туберкулез»

Гитлер оправдывал и обосновывал свои политические цели якобы научными теориями расовой гигиены и расового учения, подкрепляя свой антисемитизм понятиями из бактериологии: не только бактерии были «врагами», но и «враги» превращались в бактерий, и их существование объявлялось медицинской проблемой[805]. Евреи были объявлены «всемирной чумой», «носителями бацилл», «паразитами в теле других народов»[806]. Цель аналогии — узаконить идеологию уничтожения.

С начала 1920‐х годов Гитлер то и дело упоминал расовый туберкулез — например, в своей речи на собрании национал-социалистической партии 1 мая 1923 года в здании цирка «Кроне» в Мюнхене: еврей — воплощение дьявола, еврейство есть расовый туберкулез народов[807]. В конце 1942 года, вскоре после конференции на озере Гроссер-Ванзе, фюрер снова использовал метафору болезни, говоря о еврейской бактерии. Если прежде он говорил о ее «устранении», то теперь он выражался прямо и жестко: борьба национал-социалистов сродни той, что вели Пастер и Кох. Многие болезни проистекают от еврейского вируса! Здоровье нации возможно только после истребления евреев[808].

Гитлер знал, как силен животный страх населения перед туберкулезом, и использовал этот страх, чтобы убедить нацию в необходимости расовой политики своего режима. Еврейство так же опасно для любого народа, как чахотка для тела человека. Жонглируя терминами бактериологии, фюрер облек свою ненависть в форму науки, а истребление евреев превратил в легитимную необходимую цель[809].


4. Закон против больных

В 1933 году началось победоносное шествие государственной расовой гигиены. Любое несоответствие арийскому идеалу — а таковым могли считаться преступная деятельность, бедность и даже отсутствие работы — вызывало подозрение, не стоит ли за этим дурная наследственность[810]. Задача государства теперь состояла в том, чтобы позволить размножаться только здоровым и препятствовать больным и неполноценным производить потомство[811].

Перейти на страницу:

Все книги серии Культура повседневности

Unitas, или Краткая история туалета
Unitas, или Краткая история туалета

В книге петербургского литератора и историка Игоря Богданова рассказывается история туалета. Сам предмет уже давно не вызывает в обществе чувства стыда или неловкости, однако исследования этой темы в нашей стране, по существу, еще не было. Между тем история вопроса уходит корнями в глубокую древность, когда первобытный человек предпринимал попытки соорудить что-то вроде унитаза. Автор повествует о том, где и как в разные эпохи и в разных странах устраивались отхожие места, пока, наконец, в Англии не изобрели ватерклозет. С тех пор человек продолжает эксперименты с пространством и материалом, так что некоторые нынешние туалеты являют собою чудеса дизайнерского искусства. Читатель узнает о том, с какими трудностями сталкивались в известных обстоятельствах классики русской литературы, что стало с налаженной туалетной системой в России после 1917 года и какие надписи в туалетах попали в разряд вечных истин. Не забыта, разумеется, и история туалетной бумаги.

Игорь Алексеевич Богданов , Игорь Богданов

Культурология / Образование и наука
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

Париж первой половины XIX века был и похож, и не похож на современную столицу Франции. С одной стороны, это был город роскошных магазинов и блестящих витрин, с оживленным движением городского транспорта и даже «пробками» на улицах. С другой стороны, здесь по мостовой лились потоки грязи, а во дворах содержали коров, свиней и домашнюю птицу. Книга историка русско-французских культурных связей Веры Мильчиной – это подробное и увлекательное описание самых разных сторон парижской жизни в позапрошлом столетии. Как складывался день и год жителей Парижа в 1814–1848 годах? Как парижане торговали и как ходили за покупками? как ели в кафе и в ресторанах? как принимали ванну и как играли в карты? как развлекались и, по выражению русского мемуариста, «зевали по улицам»? как читали газеты и на чем ездили по городу? что смотрели в театрах и музеях? где учились и где молились? Ответы на эти и многие другие вопросы содержатся в книге, куда включены пространные фрагменты из записок русских путешественников и очерков французских бытописателей первой половины XIX века.

Вера Аркадьевна Мильчина

Публицистика / Культурология / История / Образование и наука / Документальное
Дым отечества, или Краткая история табакокурения
Дым отечества, или Краткая история табакокурения

Эта книга посвящена истории табака и курения в Петербурге — Ленинграде — Петрограде: от основания города до наших дней. Разумеется, приключения табака в России рассматриваются автором в контексте «общей истории» табака — мы узнаем о том, как европейцы впервые столкнулись с ним, как лечили им кашель и головную боль, как изгоняли из курильщиков дьявола и как табак выращивали вместе с фикусом. Автор воспроизводит историю табакокурения в мельчайших деталях, рассказывая о появлении первых табачных фабрик и о роли сигарет в советских фильмах, о том, как власть боролась с табаком и, напротив, поощряла курильщиков, о том, как в блокадном Ленинграде делали папиросы из опавших листьев и о том, как появилась культура табакерок… Попутно сообщается, почему императрица Екатерина II табак не курила, а нюхала, чем отличается «Ракета» от «Спорта», что такое «розовый табак» и деэротизированная папироса, откуда взялась махорка, чем хороши «нюхари», умеет ли табачник заговаривать зубы, когда в СССР появились сигареты с фильтром, почему Леонид Брежнев стрелял сигареты и даже где можно было найти табак в 1842 году.

Игорь Алексеевич Богданов

История / Образование и наука

Похожие книги

Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука
Бывшие люди
Бывшие люди

Книга историка и переводчика Дугласа Смита сравнима с легендарными историческими эпопеями – как по масштабу описываемых событий, так и по точности деталей и по душераздирающей драме человеческих судеб. Автору удалось в небольшой по объему книге дать развернутую картину трагедии русской аристократии после крушения империи – фактического уничтожения целого класса в результате советского террора. Значение описываемых в книге событий выходит далеко за пределы семейной истории знаменитых аристократических фамилий. Это часть страшной истории ХХ века – отношений государства и человека, когда огромные группы людей, объединенных общим происхождением, национальностью или убеждениями, объявлялись чуждыми элементами, ненужными и недостойными существования. «Бывшие люди» – бестселлер, вышедший на многих языках и теперь пришедший к русскоязычному читателю.

Дуглас Смит , Максим Горький

Публицистика / Русская классическая проза