И эти вот люди – не другие! Не прилетевшие с другой планеты марсиане! – не пожелали исполнять продразвёрстку. Она им, видите ли, оказалась слишком тяжела. И ведь в каждом селе нашлись умники – фельдшера, учителя, попы, – которые помогли дремучим, посконным лбам рассчитать их выгоду и убыток. Как же они изощрялись в укрывании излишков! И это в то время, когда родина напрягала все силы для победы над внутренней и внешней контрреволюцией! Рожи сытые, бандитские, а зерна, говорят, нет. Говорят, голодаем. Да кто же им поверит? Тухачевский, хоть впоследствии и оказался предателем, но в тот период нашей борьбы предпринял правильные меры. Это он распорядился брать в заложники из бунтующих волостей самых видных жителей, а именно тех же фельдшеров, попов и прочую интеллигентсткую сволочь, которая смущала мужичьё контрреволюционными разговорами. Крестьяне наши – народ жадный и упёртый. Даже под угрозой расстрела заложников – уважаемых ими людей – не хотели выдавать бунтовщиков. А почему? Впоследствии, когда смута улеглась, я видел списки казнённых. Пятнадцати-шестнадцатилетние мальчишки. Эх, все мы были молоды тогда. Революция в первую очередь призывает под свои знамёна молодых. Ясное дело, бунтовщики не хотели выдавать своих сыновей. Но в одном из сёл – выдали. И кого бы вы думали? Этого вот Матюху! Выдали, потому что он промышлял самогоноварением. Торговал первачом! Активистом был настоящим в этом смысле. Когда мы его взяли, на его спине нашли едва зажившие рубцы от батогов. Свои же и пороли за то, что самогон гнал! Помню, как он плакал, как каялся, как землю грыз, когда расстрельная рота на него дула наставила. Очень ему жить хотелось. Я тогда взводом командовал. Времена были не проще, чем сейчас – всем приходилось воевать. Матюха, конечно, меня узнал. Поплакав, стал моих подчинённых контрреволюционными разговорами смущать. Красноармейцам было тяжело. Как поверить простому человеку, самому происходившему из крестьян, что перед ним не сельский обыватель, пусть и грешный самогоноварением, а самый настоящий бандит, кровавый и свирепый? Я проводил со своими бойцами воспитательную работу. Но Матюхины соблазны оказались весомей. Ползая на карачках у расстрельной стенки, он соблазнял моих солдат самогоном. Дескать, пощадите – скажу где спрятал. Я скомандовал «пли». Матюха распластался на земле. Все пули прошли выше. Все! Ну потом мне пришлось с ним повозиться – ставить на ноги, вязать руки, надевать на голову мешок. Во всё время экзекуции он мне про самогон байки рассказывал, до самого момента, пока я не заткнул его глотку кляпом. Смешно! А взводу я напомнил о неотвратимости революционного трибунала. Произнёс длинную речь, во время которой повернулся к приговорённому спиной, а к солдатам лицом. И что ты думаешь? Пока я проводил воспитательную работу с бойцами, Матюха удрал. Связанный, с мешком на голове, как сквозь землю провалился. Мои подчинённые мне впоследствии такие сказки рассказывали – волосы дыбом. Будто вместо Матюхи Подлесных им целиться пришлось в самого чёртушку с рогами, хвостом и поросячьим рылом. И тот якобы не просто под дулами стоял, а в бойцов тухлым картофелем кидался. Они, конечно, стушевались, и все как один промазали. Как же так? Почему же я стоял рядом и не видел никого, кроме Матюхи? Я потом место казни тщательно осмотрел и ни одной картофелины не обнаружил.