– Нет, – возразил Ярый Мадьяр. – Нечто большее. Общая баба. Есть Бог. Нету Бога. Ну и что? Но женщина есть. А что до Бога, то вы оба от него отреклись. Каждый по-своему…
Его прервал ординарец. Коренастый и сильный, он умел двигаться почти бесшумно, но на этот раз с грохотом и сопением ломанулся в горницу из запечья. Волосы и усы его грозно топорщились. Октябрина посторонилась, опасаясь ненароком не подвернуться ему под ноги и заодно сунула подальше его орудие – кованую, прокопчённую кочергу. Завидев своего палача, Ромка принялся громко стонать. Эх, зажать бы его рот ладошкой, но такой доверительный, материнский жест может выдать их обоих с головой.
Тем временем Шаймоши выбежал в сени, но быстро вернулся, напустив в горницу стылого воздуха. Он говорил быстро, обращаясь то к Ярому Мадьяру, то к Колдуну. В результате переговоров Октябрина получила приказ заварить чаю. Она прислушивалась к разговору мужчин, которые часто переходили на немецкий язык. После пережитого, понимание чужой речи давалось ей с немалым трудом, но в целом ей казалось, что Колдун склонен доставить их всех четверых в Семидесятское живыми и немедленно, в этой вот избе не склонен никого убивать. Ярый Мадьяр вяло перечил ему, а Шаймоши предлагал Ромку повесить.
Октябрина расставила на столе посуду. Лучшую, фаянсовую, с синими петухами и чуть-чуть отбитым краем чашку поставила перед Матвеем Подлесных. Остальным достались деревянные, потемневшие от времени, но вместительные кружки. Густой, морковный отвар разливала сосредоточенно, не поднимая глаз на сотрапезников, стараясь не замечать брезгливых ухмылок мадьяра. Одну из чашек, не дожидаясь одобрения Ярого Мадьяра, подала отцу. Чай в последней, наполовину разбавив талым снегом, поднесла к искусанным губам Ромки.
– Добрая, – проговорил Колдун у неё за спиной. – И смелая. Но жить будет коротко. Комсомолка! Гы-ы-ы!
– А я знаю историю о любви! – отважно заявила Октябрина, поднимаясь с колен.
Прежде чем продолжить, надо было вернуться к столу и посмотреть в глаза палачей. Она должна попытаться использовать этот, может быть, последний, шанс.
– Ты? – Ярый Мадьяр хохотнул.
– Не моя история, – вспыхнула Октябрина. – Мама рассказала об одной своей знакомой, немке.
– Немке? – дед Матюха оскалился, казалось, он готов был вцепиться в девчонку зубами, но та отважно выдержала его взгляд.
Дани опустил пустую чашку на столешницу. Так-так-так! Девчонка атакует. И это после пережитых треволнений! На что она надеется, ведь Шаймоши едва не засунул свою кочергу ей в глотку, а тело партизана жёг и корёжил у неё на глазах. О чём же она решилась рассказать?
– Я расскажу об одной женщине. Знакомой моей мамы. Это было давно, до революции…
– Твоя – мать коммунистка?
Девчонку не на шутку перепугал вопрос Дани. Она долго раздумывала, прежде чем сказать «нет». Всё это время Дани потратил на изучение девчонки.
– Странное дело, – задумчиво произнес он. – В России все дурнушки, разные, а красивые женщины – все на одно лицо. Ты – красивая. И кого-то ты мне напоминаешь! История о немке? Занятно!
Дани замолчал, натолкнувшись на ненасытный, по-волчьи свирепый взгляд Матвея Подлесных. Забавно! Дикий лесник явно считает девчонку своей добычей. А она собралась с ним о любви говорить. Где-то слышала она или читала, будто любовь жертвы к своему палачу – дело обычное. Но палач-то может ли жертву свою полюбить?
– Говори, – приказал Ярый Мадьяр. – А мы послушаем. Верно, Матюха?
– Я в таком ничего не смыслю. Мой любовный опыт может вызвать лишь сочувствие. Гы-ы-ы!
Лесник беспокойно ёрзал, видимо рана беспокоила его.
– Итак, эту историю рассказала мне мама, – Октябрина прямо и долго посмотрела в глаза белобородому. – Это было до моего рождения, до революции. Мама тогда служила в поместье у одного очень богатого и знаменитого барина.
– Твоя мать была прислугой? Мне следовало бы сразу догадаться, – усмехнулся Ярый Мадьяр. – Вот она, наследственная сноровка! Колдун, оцени, как подано! Буквально из ничего изготовлено! По нынешним военным времена это настоящие яства!
– Я не знаю толка в роскоши. Всю жизнь скитался по лесам, – проговорил Колдун и отвернулся, избегая взглядов Октябрины.
А та, вздохнув, продолжала:
– Да, моя мама была прислугой. Но в княжеском доме жило много людей. Буржуи нуждались не только в рабочих руках, но и в услугах людей образованных, потому что сами от барства своего не желали взять в руки и пера…
– Ха-ха-ха! – Ярый Мадьяр трижды хлопнул в ладоши. – Миленькая жертва красного агитпропа. Мне жаль тебя, девочка, но если хочешь жить, придётся переучиваться. Верно, Колдун?