Чардаш смерти

Шаймоши, тонко разбиравшийся в интонациях своего командира, вдавил в пол педаль газа. Через минуту, когда они уже почти нагнали её, женщина остановилась. Она встала спиной к стене в обречённой позе приговорённого к расстрелу. Женщина была одета странно. Видимо, испугавшись обстрела, она выскочила из дома как была в халатике. Поверх него она накинула пальто, а голову повязала простым белым платком. Странно! Она, похоже, действительно потеряла сына – её красивое лицо было искажено тревогой. А то, что Дани принял за украшение, на самом деле оказалось обычным медицинским стетоскопом.

– Маланья! – закричал Дани.

Шаймоши слишком резко нажал на педаль тормоза. Дани больно ударился грудью о торпеду, но, словно вовсе не заметив этого, стал шарить рукой по оббивке двери.

– Маланья! Маланья! – кричал он.

Наконец ручка нашлась, дверца автомобиля распахнулась, и Дани выскочил на скрипучий щебень.

– Осторожно, господин лейтенант! – буркнул вслед ему Шаймоши. – Берегитесь мин!

– Маланья! – прошептал Дани, останавливаясь перед ней.

– Я ищу своего сына, господин лейтенант. Он убежал от меня, и теперь я волнуюсь.

Женщина заговорила на правильном немецком языке, отчего Дани немного растерялся. Дани, но не Шаймоши.

– Она толкует о сыне. Волнуется и правильно делает. Вчера на соседней улице, на той, что у реки, я видел толпу беженцев. Бедолаги волокли на себе жалкие пожитки. Некоторые с маленькими детьми и больными стариками. Они еле плелись. Мыслимое ли дело толкать тачки по песчаной дороге! Когда колёса увязают, шибко не разбежишься. Мне запомнилась одна старуха. Она прижимала к груди икону. И тут налетели большевистские самолёты, спикировали на них, открыли огонь. Если не верите – спуститесь к реке. Тут недалеко прибрежная улица. Трупы всё ещё лежат там. Сколько лет понадобится, чтобы захоронить всех убитых в этом городе?

Расширившимися от ужаса глазами женщина смотрела, как двигаются усы и губы Шаймоши. Похоже, она ни слова не понимала по-венгерски, но материнское чутьё помогло ей угадать смысл речей пронырливого ординарца.

* * *

Хлопок миномётного выстрела, прозвучавший в относительной тишине условно мирного дня, производит на опытного человека совсем иное впечатление, нежели свист и чирканье пули. Пуля – дура. Мина – совсем иное дело. А потому, заслышав хлопок, все трое – Дани, Шаймоши и женщина со стетоскопом – повалились под бок «хорьха». Град острого металла ударил в стену дома выше того места, где совсем недавно стояла женщина. За первым хлопком последовал второй, третий. Но теперь мины падали в отдалении, там где могла всё ещё стоять полевая кухня.

– Проклятые большевики! Лупят из миномёта по своим же. Вчера какая-то сволочь палила из парка. Тот самый парк, что напротив здания их бывшего Горсовета.

Слово «Горсовет» Шаймоши произнёс по-русски, и Дани почувствовал, как дрогнула женщина. Сейчас она лежала совсем рядом. Он чувствовал её дрожь и тепло. Он слышал её запах, странный, химический запах доктора или медицинской сестры. А потом он услышал топот ног, стенания, плачь. Кто-то жаловался по-русски. Кто-то звал по именам близких.

– Доктор Серафима! Она должна быть где-то здесь! – причитал надтреснутый, старческий тенорок.

Дани никак не мог определить, кто искал доктора Серафиму, мужчина или женщина. Наконец он увидел озабоченное лицо Шаймоши.

– Вы целы, господин лейтенант? Тогда вставайте. Нам надо двигаться дальше. Сначала они превратили своих же граждан в нищебродов, а теперь сами палят по ним из миномёта. Проклятое, большевистское семя!

– Наверное, все целы, – внезапно сказала женщина. – Раненые бы кричали.

– Мертвецы не умеют кричать, – проговорил Дани.

Женщина поднималась с земли, настороженно озираясь. Губы её беззвучно шевелились, снова и снова повторяя имя «Матвей». Дани проворно вскочил на ноги. Шаймоши уже запустил двигатель «хорьха» и распахнул пассажирскую дверь.

– Я могу вас подвезти. Куда вам? – Дани улыбнулся.

Женщину испугал его вопрос, но отказаться наотрез она не решалась. Она сделала несколько нерешительных шагов по направлению к «хорьху». Дани распахнул перед ней заднюю дверь автомобиля. Теперь ей оставалось только наклониться, чтобы забраться в салон автомобиля. Дани подал ей руку. Она отстранилась. Инстинктивное движение. Женщина боится Дани. Ещё бы! Одетый в офицерскую форму вражеской армии, вооруженный, он мог, разумеется, представлять некоторую опасность.

– Меня не следует бояться, – Дани снова улыбнулся.

Женщина колебалась. Её сомнения разрешил новый минный разрыв, последствием которого стал громкий рёв. Дани уже приходилось слышать такое – так вопят умирающие лошади. Через мгновение к первому голосу присоединился второй, жалобный, причитающий. Кто-то частым речитативом повторял на венгерском языке одно и то же: «О, Боже! Только не это! О, Боже! Спасите» и снова «О, Боже! Только не это…».

Женщина, не долго думая, кинулась на голоса. Она на ходу стаскивала пальто и Дани, наконец догадался, что под ним на ней был надет обычный медицинский халат.

Дани повалился на переднее сиденье «хорьха».