Чардаш смерти

Капрал Бартал лежал на баку. Он ворочал из стороны в сторону вытаращенными глазами. Он шлёпал губами, произнося нечто невнятное. Он стучал по выщербленной мостовой толстым задником кирзового сапога. Капрал лежал в луже крови и от каждого удара его пятки в воздух поднимался фонтанчик алых брызг. Китель его, и клеёнчатый фартук, и сизые усы – всё было покрыто кровью. Женщина ловкими движениями перевязывала его кровоточащие руки. В качестве жгута она использовала ремни конской сбруи, которые нарезала ножом Бартола. Сам инструмент, украшенный символикой 2-й Венгерской армии, валялся тут же на мостовой. Дани на минуту залюбовался её выверенными движениями. Скольких раненых ей довелось перевязать? В этом простом, казалось бы, вопросе таилась скрытая опасность. Дани слышал отдалённый грохот бомбовых разрывов – на этот раз авиация большевиков утюжила северные районы города, а значит, к вечеру следует ждать нового нашествия танков-самоубийц. А Бартол шлёпал и шлёпал губами:

– Гёрш… мой бедный Гёрш… – услышал Дани.

– Гёрш – это его мерин, – пояснил подоспевший Шаймоши. – Бартол любил зверьё и женщин. Капитан Якоб сделал правильный выбор, поставив его на эту работу. Тут добряк Бартол оказался на своём месте. Но большевики убили его. Твари!

Раненая лошадь умирала в оглоблях, истекая кровью. Дани выстрелом в голову прекратил её агонию. Резкий хлопок выстрела вернул Бартолу дар речи.

– Это мальчишка… маленький такой… хромоножка… он кинул гранату… Зачем? Проклятые большевики!

Женщина завершила перевязку, поднялась на ноги.

– Могу я идти, господин лейтенант? – твёрдо спросила она. – Этого человека надо отправить в госпиталь. Скорее всего, он потерял обе руки, но, может быть, что-то ещё удастся сделать.

– В убежище женщина врач, – Шаймоши старательно выговаривал слова немецкой речи. – Большевики могут убить вас.

Женщина, мельком глянув на Дани, быстро пошла прочь.

– Она считает нас врагами, но при этом почему-то помогла Бартолу. Она не понимает ни слова по-венгерски, но говорит на чересчур уж правильном немецком, – проговорил Дани.

– Да! Красивая баба! Надо грузить Бартола в «хорьх». Эх, запачкает он нам всю обивку. Но не бросать же человека…

Приговаривая так, Шаймоши примерялся поднять с земли тело раненого. А Дани смотрел вслед женщине. Та быстро шла по проспекту Революции на юг, туда, где стоял их «хорьх». Слева и справа под стенами домов материализовались фигуры людей. Как всегда, после налёта, они казались призрачными, вынырнувшими с того света, тенями. Вот женщина поравнялась с той самой аркой, которую несколько минут назад обстреливал Шаймоши. Вот наперерез ей из густой, пыльной тени вывернулся тощенький человечек. Человечек был обряжен в грязную светлую рубаху навыпуск и лихо заломленную кепчонку. Такие головные уборы любят носить русские мужики. Но фигура была слишком уж тщедушной для взрослого мужчины, если только тот не являлся карликом. Человечек перемещался чрезвычайно быстро, своеобразным подпрыгивающим аллюром. Его левая нога была заметно короче правой. Он перебросились с женщиной лишь парой слов, после чего человечек издал протяжный звук, очень похожий на стрекотание летучей мыши. В ответ на его призыв из подворотни выскочил ребёнок. Совсем небольшой мальчишка лет девяти. Он быстро нагнал женщину и продолжил путь об руку с ней. Вся троица направлялась прямиком к «хорьху».

– Слышите? «Максимы Горькие» улетели. Это уже не бомбы рвутся. Это танковые пушки. Слышите? А наши противотанковые орудия им отвечают. Опять попёрли на танковое поле! Вот тупой народ! Как тараканы, берут нахрапом, не жалея живой силы, – рассуждал ординарец Дани.

Шаймоши наконец поднял Бартола и попытался поставить его на ноги. Ноги Бартола подгибались и нипочем не хотели удерживать его тело в вертикальном положении. Стон раненого, переходящий в крик, заставил женщину обернуться. Плечи её дрогнули. Карлик, спотыкаясь, полез в «хорьх».

– Что же он делает, скотина! Там же у меня… – заорал Шаймоши.

Верный ординарец Дани оказался перед тяжёлым выбором: бросить раненого и схватиться за автомат или предоставить событиям двигаться своим чередом к, возможно, неприятной развязке. Дани поднял пистолет. Двигатель «хорьха» взревел. Никелированная труба исторгла синий выхлоп. Машина дёрнулась назад. Задние дверцы сами собой распахнулись. Женщина запрыгнула в салон первой и в этом была её ошибка. Мальчишка, в последний момент выдернув из её ладони свою, бросился наутёк. Дани быстро перезарядил пистолет, но паренёк оказался ещё быстрее. Он бежал по ломаной, сложной траектории и до того, как Дани или Шаймоши успели открыть огонь, скрылся в лабиринтах разрушенного квартала по левую сторону проспекта Революции. «Хорьх» рванулся вперёд.

– Угонщики! – взревел Шаймоши. – Нация воров! Бесноватые самоубийцы! Они забыли, как на прошлой неделе на том вот фонарном столбе болтался их учителишка. Капитан Якоб подвесил его за челюсти!!!

– Да. Он умирал три дня в страшных муках. Каждый из жителей этого города видел его. Тем не менее…