Чародей

В потаенной рощице у подножия холма Нефер срезал для себя тяжелый шест из акации и обработал и отполировал его так, чтобы получилось идеальное по длине и балансу оружие. По холодку на рассвете они с Таитой устроили поединок. Поначалу Нефер сдерживался из уважения к возрасту противника, но маг окровавил ему лодыжки и содрал клок кожи с головы. Взбешенный и униженный, Нефер стал биться в полную силу, но старик оказался быстр и проворен. Отпрыгнув в последний миг от разящего шеста мальчика, он наносил болезненный встречный удар в незащищенный локоть или в колено.

Не растерял Таита и навыков обращения с мечом. Хилтон привез им целый набор тяжелых серповидных клинков. Решив, что упражнений с боевым шестом достаточно, маг перешел к мечам, знакомя Нефера и Мерена со всеми видами уколов, рубящих ударов и блоков. Каждый прием юноши отрабатывали по пятьдесят раз, затем повторяли цикл снова. Когда он давал команду остановиться, Нефер и Мерен были все красные и обливались потом так, как если бы окунулись в воды Нила. А вот кожа Таиты оставалась сухой и прохладной. Когда Мерен указал на это, старик только хмыкнул:

– Я свой пот растратил весь до капли еще до вашего рождения.

По вечерам Нефер и Мерен раздевались догола, натирались маслом и боролись, а Таита судил схватки и давал советы и наставления. Хотя Мерен был выше на ладонь, тяжелее и шире в плечах, Нефер обладал врожденным чувством равновесия, и Таита учил его, как использовать массу противника против него самого. Мальчики боролись с переменным успехом: то один совершал бросок, то другой.

С наступлением ночи Таита и Нефер усаживались у огня и принимались обсуждать разные темы, от медицины и политики до войны и религии. Зачастую маг излагал некую теорию, после чего заставлял Нефера обнаружить нестыковки в его постулатах и аргументах. Он расставлял в своих уроках скрытые ловушки и западни, и все чаще и все искуснее Нефер обнаруживал их и разоблачал. Затем наступал черед неизменной партии в бао с разбором правил и бесконечных вариаций ходов и схем расстановки камней.

– Если усвоишь все, что следует знать о бао, ты узнаешь все о самой жизни, – говорил Таита. – Тонкости и нюансы игры настраивают и оттачивают ум для познания великих таинств.

Месяц пролетел так быстро, что Нефер даже удивился, когда, преследуя по пустыне смертельно раненную газель, вдруг разглядел на горизонте облачко желтой пыли, колеблющейся в жарком мареве, а под ним очертания повозки, едущей со стороны речной долины. В тот же миг он позабыл про газель и устремился навстречу Хилтону. Хотя старый воин привык видеть среди своих подчиненных крепких парней с развитой мускулатурой, его весьма впечатлила скорость, с которой Нефер преодолевал расстояние при такой жаре.

– Хилтон! – вскричал юноша издалека, ничуть не сбившись с дыхания. – Да возлюбят тебя боги и даруют вечную жизнь! Есть новости? Есть?

Хилтон сделал вид, что не понял намека, и, когда Нефер пошел рядом с повозкой, пустился в пространное повествование о политических и общественных делах царств.

– На севере еще одно восстание. На этот раз Троку пришлось потруднее, чем раньше. В трехдневном бою он потерял триста человек, а половина мятежников скрылась от его гнева.

– Хилтон, ты ведь знаешь, что я совсем не об этом хочу от тебя услышать.

Старый воин кивнул в сторону Бея:

– Может статься, не время сейчас касаться определенной темы. Не могли бы мы позже побеседовать с глазу на глаз, ваше величество?

Неферу пришлось унять нетерпение. Пока они сидели у костра в пещере, для него сущей пыткой было слушать очередной долгий доклад, который Хилтон делал Таите. Самая важная из новостей заключалась в том, что жрецы Анубиса обнаружили подмену тел, когда сняли бинты с головы трупа в зале скорби. Фараон Наджа-Кьяфан как мог препятствовал широкому распространению этой вести, потому как трон под ним мог зашататься, если народ заподозрит, что Нефер жив. Тем не менее трудно было сохранить такую тайну, когда так много людей из числа священнослужителей и придворных оказались посвящены в нее. Хилтон сообщил, что улицы и рынки Фив, близлежащих городов и деревень полнятся слухами.

Отчасти вследствие этих слухов беспорядки в обоих царствах усилились. Мятежники стали называть себя партией Синих. Синий был цветом династии Тамоса, Наджа выбрал своим царским цветом зеленый, а Трок – красный.

Помимо этого, угроза зрела на востоке. Египетские фараоны отослали хурритского посла обратно к его господину царю Саргону в Вавилон, это могущественное государство между Тигром и Евфратом, с известием, что взимаемая с Саргона ежегодная дань возрастает до двадцати лакхов золота. Это была несуразная сумма, с которой Саргон не мог согласиться.

– Вот и причина роста армий в обоих царствах, – сказал Таита, когда Хилтон закончил доклад. – Теперь ясно, что два фараона с жадностью смотрят на богатства Месопотамии. У них на уме вторжение. А после Вавилона наступит черед Ливии и Халдеи. Они не успокоятся, пока весь мир не склонится к их ногам.

Хилтон удивленно посмотрел на него: