Чаролес

Болезнь так ослабила ее разум, что дни и месяцы слились для девочки воедино. Срок заточения ее мертвецов миновал еще несколько недель назад, а это значило, что они давно могли вырваться на волю и отправиться на поиски новой кожи. Лишь уважение к маленькому мордешору заставляло их держать себя в руках. Но к нынешнему моменту она отсутствовала целый день и целый вечер, и у позабытых духов (а вы наверняка помните, какие это обидчивые создания) кончилось терпение. Они потрясали цепями, пока кандалы не развалились, а деревья испуганно пригнулись к земле, чтобы пропустить рой разъяренных призраков. У них были большие планы, у этих фантомов; они завывали, возмущались несправедливостью, которая привязала их к старым прогнившим телам, и клялись на могилах товарищей, что уже к утру наденут новые лица.

Несчастья этой ночи только начинались.

* * *

Алиса делала что могла, но Оливеру этого казалось мало.

Он старался быть мягким, выражаться аккуратно и с учетом растрепанных Алисиных чувств, – но в голосе его нет-нет да и проскальзывала сталь. Увы, он не понимал, в чем именно заключается процесс исцеления, и не мог оценить со стороны, сколько сосредоточения и бережных усилий требует помощь мордешору.

На самом деле это была задача, достойная ювелира, – восстановить Лейли так, чтобы не навредить при этом Алисе. Ей следовало быть осторожной и не отдать потускневшей подруге слишком много собственного цвета, сердца и духа. Она пыталась объяснять это Оливеру, но мальчика одолевала такая буря эмоций, что он просто не мог мыслить рационально. Лишь уважение к Алисе заставляло его сидеть смирно – хотя в глубине души он надеялся, что той будет достаточно щелкнуть пальцами. Однако, к его величайшему ужасу, прошло уже полчаса, а Лейли выглядела ничуть не лучше.

Алиса лишь теперь начала сознавать, насколько глубокой была рана.

Как бы аккуратно и настойчиво она ни вливала в Лейли цвет, руки девочки по-прежнему оставались серыми – хотя Алиса была уверена, что они посветлели минимум на тон.

И все же паниковать было рано!

Алиса не собиралась ставить на Лейли крест – пока у той билось сердце. Тихий, едва различимый пульс и неустанные попытки Алисы были единственными ниточками, за которые друзья цеплялись всю первую половину поездки. Беньямин каждые несколько минут проверял у мордешора признаки жизни – и всякий раз со вздохом облегчения объявлял, что сердцебиение не только слышно, но и становится сильнее.

* * *

Так продолжалось довольно долго – Алиса работала, Оливер паниковал, а Беньямин изо всех сил старался порадовать друзей хорошими новостями, – пока поезд не одолел две трети пути, и Беньямин внезапно прекратил проверять пульс мордешора.

Его многоногие друзья уже некоторое время суетились возле уха мальчика, но он старался не замечать их копошения, всецело сосредоточившись на самочувствии Лейли. Видите ли, зачастую они слишком о нем беспокоились, и Беньямин привык игнорировать покровительственные инстинкты насекомых. Сегодня, предположил он, их встревожило его необычное поведение (не то чтобы Беньямин часто коротал время с двумя чужаками и умирающей девочкой). Однако сейчас у него совершенно не было времени отвечать на их вопросы – а потому он задвинул взволнованное пощелкивание пауков в дальний угол разума, и они постепенно затихли.

Сперва Беньямин воспринял их молчание как благо. Но некая его часть – вероятно, та же, что заставляет родителей насторожиться, если дети ведут себя слишком уж примерно, – исполнилась подозрения.

И не без причины.

У членистоногой армии Беньямина был собственный полководец – паук по имени Хафтпа. (Вы с ним однажды уже встречались, когда он из любопытства оседлал нос Алисы.) Несколько лет назад он попал в трагическую историю с участием домашней кошки, решившей проглотить его целиком. Хафтпа, который в ту пору был совсем малышом, храбро сражался за свою жизнь и покинул поле боя со всем возможным достоинством и семью лапами из восьми. Этот случай с благоговением передавался из уст в уста, пока паучье воинство единодушно не признало Хафтпу самым доблестным из них и присвоило ему звание полковника. Но Хафтпу не просто уважали, им восхищались. Он был одним из первых пауков, которые вышли из тела Беньямина, – однако, в отличие от многих сородичей, сразу же поспешивших на поиски нового дома, не только не покинул мальчика, но и стал ему верным другом. Поэтому, когда Хафтпа вскарабкался Беньямину на плечо и пощекотал лапкой ухо, тот все-таки выслушал своего полководца – тем более что к этому времени ему и самому сделалось неспокойно.

До Хафтпы дошли тревожные слухи.

Несколько его приятелей свили сети в углах вагона, и, когда Хафтпа по своему обыкновению заглянул к ним поздороваться, они поделились с ним любопытным наблюдением. Сегодня, в честь ночных празднеств, поезд делал больше остановок, чем обычно, – и пока состав со свистом пролетал одно холместье за другим, пауки заметили в лунном свете странные тени. А еще услышали необычный гул.

– Что за тени? – прошептал Беньямин, стараясь не поддаваться страху.