Чаролом

Леандра надеялась, что когда она снимет антилюбовное заклятие, яма в душе заполнится, однако вместо этого пустота лишь углубилась. Вернулись яркие воспоминания: нежные ночи в объятиях Таддеуса; искристое море, расстилающееся перед катамараном, и Холокаи, стоящий рядом с ней; дряхлое тело мастера Ало на причале Скважины…

– Леа!

Она подняла на него взгляд, чувствуя, что пустота проникает прямо в сердце.

– Ну, что тебе? – спросила она до невозможности отчаянным голосом. – Папа, что же мне теперь делать?

Он непонимающе смотрел на дочь.

– Я их убила, – прошептала она, её руки дрожали, от боли в животе тошнило. – Убила своих бывших любовников. Убила всех жителей Скважины, – она взглянула в глаза отцу. – Я едва не убила и тебя.

– Леа…

– Ты хочешь, чтобы в своей сердцевине я оказалась хорошей. Как же, ведь я – твоя дочь! Но на самом деле ты понятия не имеешь, кто я такая. Точнее, что я такое, – у неё вырвался безрадостный, почти болезненный смешок. – А я и сама этого не знаю.

– Леа, твоя сыпь…

Она потрогала щеки, но ничего не почувствовала. Запястья и колени ныли. Или она это только вообразила? В зелёных глазах Никодимуса плескался страх.

– Она что, вернулась? Я о сыпи.

– Да, и очень сильная.

– Ну, разумеется, – Леандра вновь невесело хихикнула. – Я завладела текстом Холокаи. Потому-то и стала выше. А теперь нашёлся ещё более мощный божественный язык, уничтожающий моё человеческое тело. А я, как дура, торчу на солнце.

– Может быть, лучше наложить заклятие обратно?

– Потерплю, – Леандра собрала всю свою волю в кулак, покачала головой и отвернулась, как в детстве, когда не в силах была контролировать свои эмоции. – В общем, понятия не имею, кто я такая, – закончила она, устыдившись жалобных ноток в голосе, потом вцепилась в перила и уставилась на руки.

– Никто не ведает, кем является в действительности, – возразил Никодимус, осторожно приближаясь. – Мы оглядываемся назад, оценивая собственные поступки, и заключаем, что они – это и есть мы. Но в нас хранится много больше, чем мы можем вообразить.

– Это другое, – помотала она головой. – Мне неизвестно, на что именно я способна, зато я знаю, что это нечто… по-настоящему ужасное.

Леандра вспомнила, как Холокаи нёс её на руках, выпрямилась, сморгнула слёзы, не желая разреветься перед отцом, и начала глядеть на залив. Так они и стояли в молчании, слушая звуки города и болтовню попугаев. Леандра несколько раз глубоко вздохнула, и слёзы отступили.

– Кто же я такая?.. – повторила она наконец.

– Ты – моя девочка, – сказал Никодимус и погладил её по голове.

Глаза опять защипало, и яркость окружающих красок расплылась. Леандра согнулась пополам и горько разрыдалась, судорожно кривя рот. Потом медленно опустилась на колени перед отцом, но он опустился рядом, обнял Леандру и прижал к груди. Она плакала. Она оплакивала Холокаи, который никогда больше не будет плавать по морю. Таддеуса, погрузившегося в сны куда более странные и мрачные, чем те, которые дарил ему опиум. Плакала из жалости к себе, над недугом, убивающим её человеческое тело. Из-за того, что обманула доверие отца и что стала чужой собственной матери. Оплакивала всех тех, кого не смогла спасти, и тех, кто погиб, последовав за ней.

– Моя девочка, – бормотал Никодимус, прижимая её к себе. – Моя маленькая девочка.

Леандре казалось, что слезы опустошили её до дна. Что вместе с ними её покинула способность чувствовать горе и радость, отличать злобу от доброты. Суставы и живот болели, хотелось в уборную. Начался сильнейший приступ.

Но мало-помалу слёзы высохли, дыхание стало размеренным. Никодимус продолжал обнимать дочь. Вдруг тишину разорвал низкий, рокочущий грохот. Леандра посмотрела вверх, ожидая увидеть отремонтированную «Императрицу». Однако над головой не было ничего, кроме ярко-синего неба да драконицы, летящей на север.

Снова грохнуло. Леандра узнала звук. Никодимус с трудом поднялся на ноги.

– Что это?

– Пушки палят. К нам пожаловала тётушка Вивиан.

– Тогда надо готовиться к встрече, – хмыкнул Никодимус. – Нужно заново наложить на тебя то нуминусное заклятие, чтобы во время осады тебе не пришлось бороться ещё и с болезнью.

Леандра сама так жаждала поскорее вернуть заклятие, что, когда отец позвал Эллен, почувствовала позорное облегчение.

Глава 45

Вивиан охватила внезапная слабость. Перед императрицей выстроился её флот. Лица всех моряков были обращены вверх. Саванного Скитальца нигде видно не было.

Сорок имперских военных галер осадили Шандралу. Над ними в сильном береговом ветре парили иерофанты. Позади их изящных крейсеров и миноносцев находился массивный транспортник, на борту которого имелось достаточно воздушных змеев, чтобы уничтожить любой город.