Когда-то Золотой Остров не был островом. Длинная полоска суши, местами заросшей плакучими ивами, вела к нему от берега. Все изменилось в одночасье, когда наводнение смыло песчаный язык, оставив торчать посреди реки цепочку каменных банок. Даже ивы на них уцелели. Именно на этих банках, как на «быках», и был настелен мост. Ивы никто не рубил, и они разрослись, сделав обычный, в общем-то, мост едва ли не самым красивым в городе. А поскольку вел он не куда-нибудь, а к средоточию ювелиров, по обе стороны моста была выставлена стража. И до сих пор даже самые отпетые уголовники не дерзали преступить закон на Ивовом Мосту. Что ж – все когда-нибудь случается впервые.
– Надо будет рапорт подать, чтобы впредь не только по краям торчали, а еще и по мосту ходили, – заметил Най. – Утром и сделаю.
– В управе оставь, я зайду, тоже подпишу, – кивнул Шан. – А потом пойду к мастеру Фаю, то есть не к нему, конечно, а семью его расспрашивать. Самого гадальщика покуда не трогаем. Тье, учти, это и тебя касается.
– И не собирался даже, – наморщил нос Воробей. – Я с отцом к Ночному Ветру пойду. Протокол писать, пока рука не отвалится.
Най чуть приметно вздохнул.
– А я, соответственно, Сано расспрашивать… значит, с завтрашним днем определились. Что ж, сыщики – пожалуй, пора нам с Воробьем по домам. Надо все-таки выспаться.
– Погодите немного. – Шан отключил щебеталку и встал. – Сейчас только со стола приберу и с вами заодно выйду. Забияка тут недалеко живет… то есть Бай Ласточка, ей награду выписали от управы, надо бы бирку наградную занести.
– Вместе приберем, – ответил Най. – Тье, держи поднос.
По летнему времени темнеет поздно. Сумерки долго стоят легкие, прозрачные, неспешно наливаясь темнотой, как плоды – сладким соком. Ночь вызревает незаметно, постепенно.
Настоящие потемки еще не то, что не наступили – не приблизились даже. Однако по всей улице один за другим уже загорались фонари. Ласточка выглянула в окно скорее по привычке не оставлять ничего в хозяйстве без присмотра, чем ожидая всерьез каких-то неполадок. А неполадки были. В фонаре над дверью дома светильник теплился еле-еле, а в том, что над воротами, не горел и вовсе. Ох уж эти новинки!
Ну, не такие и новинки, если подумать. Вот уже полтора года, как в Далэ при каждом доме указом Наместника заведены фонари с магическим светильником. Горят они не так, чтобы очень уж ярко, так что без дорожного переносного фонаря путник если и обойдется, то с трудом. А все-таки лучше, чем ничего. Ласточка отлично помнила совсем еще недавнюю непроглядную темень на ночных улицах… нет, с фонарями стало куда лучше. Если бы еще светильники в них работали как следует! Так ведь нет же. Редкий из них отрабатывает свой срок полностью. И ломаются они бесперечь, и заклятие светильное держат плохо. Нет, со временем маги их доведут до ума. Обязательно. И будут фонари гореть ярко и весело весь отпущенный им срок. А там, глядишь, и для домашних надобностей светильники когда-нибудь придумают. Но это когда еще будет. А до тех пор и с фонарями возни не оберешься. Вечно гаснут в самый неожиданный момент. Ласточка ведь не случайно всякий раз покупает не одну пару светильников, а две. Про запас. Оно конечно, штраф в городскую управу за неисправные фонари невелик – так ведь не в деньгах же дело! Просто обидно платить за собственное разгильдяйство. Обидно – и стыдно. Не будь у нее запасных светильников – ее это промашка, а позориться всей семье… да с какой стати?
Нет уж.
Пусть всего позора – с комариный укус. Пусть. А только если люди за свою жизнь и без того настрадались, им и такая малость лишней будет. Вот Ласточка и держит в доме запасные светильники, хотя и нынешним срок еще не вышел. Но ведь погасли же!
Ласточка взяла шкатулочку со светильниками и вышла из дома. Открывать шкатулку надо сразу перед тем, как устанавливать светильник в фонарь, иначе гореть он будет слабо. Однако откинуть с нее крышку Ласточка не успела.
Сначала ей подумалось, будто щенок приблудный у ворот скулит. Но это был не щенок.
Это была Росинка, невестка Янтарной Бусины – но боги и духи, в каком же виде! Свернулась в комочек, съежилась, к забору жмется. И сама не бледная даже, а белая, белая страшной мутной белизной. Замурзанная вся – свалявшиеся от слез ресницы, и те в какой-то непонятной грязи. Словно куклу фарфоровую на пыльной дороге потеряли. И глаза, как у куклы – большие, пустые, невидящие. И вот этот вот – не плач, нет, и не вой, а жуткий тонкий звук, так похожий на скулеж, однотонный, непрерывный, бессильный.
– Росинка! – ахнула Ласточка, поднимая подругу с земли. – Да что с тобой?
Искусанные губы разлепились.
– Я из дому ушла…
– Из ума ты ушла! Вот же дурища. А ну-ка, давай сюда…
Росинка вздрогнула и, кажется, даже попыталась отстраниться. Ну-ну. Из Ласточкиной хватки в бытность ее Забиякой не всякий матерый бандит мог вывернуться. Конечно, подруга не бандит, и ее не заламывать надо, а обнимать – так ведь все равно не вырвется.
А из дома уже выбежала навстречу им встревоженная Шелковинка.
– Ласточка, что стряслось?