Час ведьмы

— Нет, — ответила она. — Но разве этот суд не обязан хотя бы рассмотреть эти вероятности? Например, я не знаю, чернит ли меня Кэтрин потому, что питает сердечную склонность к моему мужу — и если это так, то да поможет ей Бог, — или потому, что винит меня в смерти своего брата. Но я знаю так же верно, как и свой псалтырь, что она вполне могла закопать те вилки. А вилки, которые, по ее словам, были в моем переднике? Это всего лишь мое слово против ее слова, и…

— И поэтому вы обвиняете ее в колдовстве? — спросил Дэниел Уинслоу.

— Я просто говорю, что это ясно как Божий день. Точно так же у моего мужа есть склонность к насилию, что говорит о сердце, наиболее уязвимом к искушениям Сатаны.

— Это утверждаете только вы. Мы не видели доказательств, — возразил Адамс.

Мэри подняла левую руку, но магистраты все как один таращились на нее пустыми глазами.

— Я хочу сказать, — продолжила она, — что вы видите во мне только плохое и даже не предполагаете, что все может быть иначе. И Кэтрин, и Томас могут быть невинны как ягнята. Возможно, есть третий последователь Сатаны, которого мы даже не подозреваем. Но вы действительно хотите, чтобы на вашем счету была смерть невинной женщины?

— И это вся ваша защита? — поинтересовался Адамс. — Угроза?

— Вы меня слушали? Конечно, нет. Это лишь маленькая часть моей защиты.

— Но вы обвиняете других в колдовстве, а это серьезно, Мэри, — заметил губернатор.

— Я не разбрасываюсь такими обвинениями и никого конкретно не обвиняю, давайте не будем забывать об этом. Я только прошу, чтобы вы приняли во внимание, что есть другие варианты. Разве нельзя допустить, что заклятие было направлено на меня? Вы видите во мне только хищника, в то время как я, скорее всего, мышь в его когтях.

— Вы не мышь, — осадил ее Адамс. — И Кэтрин Штильман обвинений не предъявляли. Как и Томасу Дирфилду. Обвиняют вас. Защищайтесь. Не думайте, что вам удастся отвлечь нас от ваших преступлений.

Секунды проносились слишком быстро. Мэри не привыкла быть в центре внимания, а где-то на краю ее сознания оформлялась мысль, которую нужно было ухватить. Какое-то время она просто стояла молча, уйдя в себя.

— Мэри!

Это был голос губернатора.

— Минутку, прошу вас.

Бенджамин Халл и Джеймс Берден подошли к ней и начали что-то говорить, но она отмахнулась от них.

— Мэри Дирфилд, вы хотите сказать что-то еще? — спросил Эндикотт, проигнорировав ее просьбу.

Мэри кивнула.

— Да, — ответила она. Ей уже почти все ясно. И она продолжила: — Вот что еще. Я сказала, что я не охотник, а скорее жертва. Я сказала, что Томаса и Кэтрин также следует спросить, не искушал ли их Дьявол. Но есть еще одна возможность, которой никто из вас не предусмотрел. Она только сейчас пришла мне в голову.

— Продолжайте, — разрешил Уайлдер.

— Вы утверждаете, что Томас или Кэтрин были моей жертвой. Я утверждаю, что я могла быть — их…

Она ненадолго умолкла, потому что картинка еще не полностью сложилась у нее в сознании. Но она должна была продолжать.

— Но что, если Томас или Кэтрин были чьей-то жертвой — не моей, другого человека? Что, если я не имею к этому отношения и просто стала случайным свидетелем, как и они?

— Вы полагаете, что некто затаил на Кэтрин Штильман или Томаса Дирфилда обиду настолько глубокую, что присягнул Дьяволу?

— Да. Еще раз: это только догадка…

— И беспочвенная! — рявкнул Адамс. — Вы можете привести нам хотя бы одну причину, почему кому-то понадобилось бы это делать? Что, во имя Господа нашего Иисуса Христа, сделал кто-то из них, чтобы вы изливали на них свой яд?

В случае с Кэтрин Мэри не могла придумать такую причину. Но зато Томас обращался со своей женой просто зверски, и вполне вероятно, что он мог вести себя подобным образом с кем-то еще. Мэри не смогла его убить. Но что, если кто-то другой тоже попытался? Фермер, которого он обманул? Приятель, с которым они встретились в таверне? Еще кто-нибудь, кого он побил?

И тут она поняла.

Она поняла.

Слово «побил» подсказало ей.

Да, она уверена в этом. Печеные яблоки с изюмом. Возможно, Томас бил собственную дочь. Или Перегрин видела, как он бил ее мать. Оба варианта огорчали Мэри. Это значит, что сама она была лишь очередной жертвой жестокости Томаса. Одной из многих.

Она подумала о том, чтобы назвать имя Перегрин в попытке спасти себя, и поняла, что не сможет. Не станет этого делать. Нет. После того, что эта женщина, вероятно, пережила, — нет.

— Я не совершала никаких преступлений, — вместо этого заявила она, овладев собой; ее голос звучал громко, и она больше не пыталась скрывать свой гнев. Все кончено. Ну и пусть. Она умрет, и гнев и ярость в ней постепенно превращались в равнодушие. — Сидите на своей скамье, джентльмены. Злитесь на меня и на весь мир. Я люблю эту жизнь, которую Господь даровал мне, но Христос тоже умер от рук невидящих.

— И теперь вы решили добавить ересь к своим преступлениям? — спросил Адамс, но Уайлдер мягко коснулся его руки и сказал:

— Калеб, она не совершала этого.