Чаща

В тот самый момент я понял, что услышанные мной три щелчка как раз и были выстрелами. Один для собаки, один для ее хозяина, третий, возможно, промах.

Мы вернулись в седла и направились по следу. Сейчас я не заикнулся о том, чтобы кого-то хоронить. Все, о чем я думал, это догнать смертоносного негодяя. Никогда прежде я не встречал никого, готового убивать по поводу и без повода, одинаково жестокого с лошадьми, собаками и людьми, в придачу гнусного уничтожителя молочных бидонов и корзин с бататом.

(17)

Мы ехали быстрой рысью, не переходя на галоп. Коротыш не сомневался, что вскоре мы встретим Юстаса и Уинтона, идущих по следу Жирдяя.

Джимми Сью со Спотом немного подотстали и ехали бок о бок – по какой-то известной только им причине вид рассыпанных бататов послужил началом диспута о лучшем способе их приготовления. Джимми Сью придерживалась мнения, что следует разрезать клубень, положить внутрь масло и сахар, а потом запекать. Спот же считал, что проткнутый вилкой клубень следует сначала запекать, а потом, уже готовый, разрезать и добавить масло и сахар. Отдельной темой стало приготовление жареных бататов, которые прежде следовало обмакнуть в молоко, – но, пусть для них это было не менее важно, чем толкование заповедей, мне было сложно уследить за всеми поворотами, да и вообще неинтересно. Так что я решил составить компанию Коротышу.

Спустя короткое время мы позволили лошадям перейти на шаг, чтобы не слишком их утомлять – тем более уже стало припекать, и в скором времени жара грозила стать совсем невыносимой.

– Я не разбираюсь в женщинах, – сказал я. – И не могу разобраться в Джимми Сью.

– Следует понимать это так, что ты просишь совета? – сказал Коротыш.

– Пожалуй.

– Видишь ли, я не большой специалист в любви, как и в ее составляющих, хотя признаю, что не чужд ей в принципе.

– Так ты был влюблен?

– Я был жертвой страсти. В молодости мне было непросто различать любовь и страсть, поскольку в обоих случаях присутствует перепихон. И хоть разница, надо полагать, существует, в тот момент мне казалось, что я влюблен. Сейчас я убедился, что потребность в ком-то еще обычно вызвана собственной слабостью.

– Ты не можешь в это верить, – сказал я.

– Могу, Джек, и я верю. Но существовала Черри Уилсон. Она была шлюхой, как Джимми Сью, и такая же миловидная. Подозреваю, у нее ко мне тоже были чувства. Но дело было в публике. Одна мысль о том, чтобы пройти по улице с человеком, который держит тебя за руку, совсем как маленький ребенок свою мать, была ей невыносима. А как-то раз я хотел поиметь ее сзади, и пришлось для этого вставать на табуретку. Это было нелепо и глупо, а для нее, думаю, тем более. Так что наша связь была с самого начала обречена. Хотя ей нравилось быть со мной. Когда мы были вдвоем в темной комнате, мой рост не имел значения, но мы не могли появляться вместе на людях, чтобы все на нас глазели. Думаю, ей было бы легче пройтись с известным всему городу одноглазым хромым убийцей, чем с карликом.

Мы расстались, и на время мне снесло крышу. Я запил и покупал себе шлюх. Со стыдом признаюсь, что вел себя с ними как подонок. А потом, как нормальный человек, решил завести свое дело. Я открыл магазин в Центральном Техасе. Поганое место, можешь мне верить. Самая сраная дыра в Техасе. Магазин стоял на обочине дороги, где, как я был уверен, от покупателей не будет отбоя. Но вышло по-другому. Как правило, все выбирали другую дорогу – ту, что огибала железнодорожную станцию. Я не смог бы продать и мешок муки, даже привязав его к спине осла, который прилагался в нагрузку. Точно мой магазин торговал коровьим дерьмом. Покупателей, чтобы вести бизнес, явно не хватало, зато были бездельники, которые приходили посидеть на крыльце и поболтать о политике. Как будто кто-то из них хоть раз голосовал или хотя бы знал, как это делается. Вдобавок любили посудачить о религии, и чаще споры закипали о том, как правильно крестить – окроплением или погружением, – притом для меня данное различие не имело ни малейшего смысла. Были и такие, кто приходил взглянуть на меня, только они не стремились ничего покупать. Я будто снова оказался в цирке.

Я давно был сыт по горло демонстрацией себя напоказ и в одну пасмурную среду объяснил это человеку, который собирался заставить меня снять одежду, надеть платье и танцевать. Платье он принес с собой. Платье было красивое, ярко-красного цвета. Но при всем этом, даже и с парой башмачков, которые прилагались бесплатно, скажу откровенно, я не был готов ни снимать штаны, ни надевать платье. Тот ошибочно решил, что мой рост позволит творить со мной что ему вздумается, а я доказал обратное, когда отстрелил ему яйца. И он умер.