Чаща

– Пора бы тебе перестать рассчитывать и знать точно.

В этот самый момент все сомнения мгновенно отрастили крылья и разом выпорхнули из моей головы, растворившись на небосклоне моих мыслей. С огромным облегчением я произнес:

– Мы вместе.

– Тогда все решено, – сказала Джимми Сью. – Мы все дружно отправляемся на свидание с теми ублюдками. Даже приятно думать о том, как этих людей перестреляют. Если что, я и сама не прочь поучаствовать.

Пара улетевших вдаль крылатых сомнений развернулись и спустились с небес назад, и мне даже показалось, что я слышу хлопанье других крыльев, летящих в мою сторону.

– Так мы с тобой друзья, так выходит? – обратился Уинтон к Джимми Сью. Не иначе, подумалось мне, памятуя об их отношениях, он хочет понять, в каком он теперь списке.

– Ты один из лучших, – сказала она.

– Лучше бы мне этого не слышать, – сказал я.

– Послушай, оставь это, – отрезала Джимми Сью. – Ради тебя я бросила все, и тебе пора бы начать думать обо мне иначе, если ты на это способен. А если нет, то нам и незачем быть вместе. Ты подумай об этом, Джек. Хорошенько подумай. У меня к тебе серьезные чувства, но и они могут отсыреть. Такая девушка, как я, не мебель, чтобы двигать туда-обратно.

– Ну а ты, Спот? – спросил Коротыш. – Каковы твои мысли относительно нашей ситуации?

– Я здесь только затем, чтобы получить свои пять долларов, – ответил тот. – И не ввязываюсь ни в перестрелки, ни в поножовщину, ни в мордобой. Так что, выходит, что я все еще размышляю и не пришел к твердому решению.

– По крайней мере честно, – сказал Коротыш. – Но учти, решение тебе еще придется принять.

Мы отдали цветному парнишке лошадь, даже не спросив его имени, и он, поразмыслив, решил все-таки не ехать в Ливингстон и отправился назад той же дорогой, по которой приехал. А мы сели на лошадей и отправились дальше, Боров трусил рядом, Джимми Сью ехала бок о бок со мной, а я размышлял над ее словами.

Одно из колес повозки, за которой мы следовали, имело выбоину, так что отличить ее следы от других на красной глиняной дороге было несложно. Местами, там, где дорожная глина затвердела, следы пропадали, но затем появлялись вновь. А в основном дорога напоминала россыпь зерен красного перца, которые высохли на жаре и размякли. Порывы ветра поднимали красную пыль, которая набивалась в нос и глаза и окутывала нас тонким облаком красноватого тумана. Почти под цвет моих волос, отметила Джимми Сью.

До Ливингстона оказалось не так близко, как мы рассчитывали, но к концу дня, когда солнце уже опустилось к горизонту, мы добрались туда, уставшие и покрытые толстым слоем пыли. Не сказать чтобы это был настоящий город, но заслуживал это название больше, чем место, откуда мы прибыли, и отличался более регулярной застройкой. Как выразился Коротыш, все прелести городка высосали церкви, которых понастроили слишком много. Мне здесь было немного уютнее, но должен сознаться, Беспечный оставил у меня привкус греха, который я не находил таким уж омерзительным. В некотором смысле грех напоминал мне кофе. Еще совсем маленьким, впервые попробовав кофе, я нашел его вкус горьким и противным, но позже полюбил, научившись добавлять молоко, а там, со временем, полюбил и черный кофе. С грехом то же самое. Поначалу подсластишь его немного ложью, а дальше можно и не разбавлять. Но мне не хотелось пускаться во все тяжкие. Предпочитал добавить немного молока. Ну и потом, смотреть на то, чем мы занимались с Джимми Сью, как на грех мне постепенно становилось все труднее.

Когда мы наконец добрались в Ливингстон, я чувствовал себя вывернутым наизнанку, посоленным и брошенным псам на съедение. Я уже едва держался в седле. Мы остановились у конюшни, и Уинтон зашел внутрь поговорить с конюхом, а когда вернулся, нам на постой отвели небольшой сарай, устланный соломой с изрядным количеством конского навоза. Нам выдали вилы и здоровенный совок, чтобы мы могли прибраться. Как я догадался, это была часть нашей платы за постой. Убрались мы куда быстрее, чем можно было представить, уж больно всем хотелось поскорее закончить. Потом, когда мы отскребли внутри, Уинтон одолжил тачку и привез из основной конюшни ворох сена, раскидав его по полу, а следом за ним я сделал то же самое. Мы поочередно отправлялись тем же маршрутом – даже Джимми Сью, которая настояла на своем, – и скоро сырой пол был покрыт свежим сеном, стало сухо и запахло чистотой.

Конюх забрал наших лошадей, расседлал, напоил и отвел к ларям с овсом, а мы тем временем раскатали постели и устроились на ночлег. Джимми Сью легла рядом, и мы нежно обнялись – тогда, прижавшись к ее лицу, я подумал, как привык к ее запаху, приятному, пусть даже она не мылась с тех пор, как покинула бордель. Ее природный сладкий запах так приятно сочетался с запахом сена.

Но я не буду отвлекаться, и так уже напоминаю одуревшего от страсти койота, что в то время было недалеко от истины, – так что продолжу. Мы спали, и сон был мирным и крепким. Я так не спал с тех пор, как мы покинули ферму, чтобы отправиться в Канзас, а дальше все пошло кувырком.