Чаща

– Думаю, мое направление будет более верным, – возразил Ефрем. – Но куда бы я вас ни направил, прежде позвольте рассказать историю про Беспощадного Билла. Наша ферма примерно в двух милях отсюда, и однажды, примерно два года назад, мы увидели, как к нам едут эти люди. Их было трое. Они подъехали и спросили, могут ли напоить лошадей и сами напиться из нашего колодца. Мы не возражали, и они напоили коней и утолили жажду, а моя сестра Элла, которая теперь со мной, приготовила им поесть. Полагаю, ей приглянулся один, самый молодой и симпатичный из них. Верно я говорю, Элла?

Она кивнула.

– Тогда они остались на ужин, а после еды попросили выпивки, которой у нас не было. Они якобы посчитали, что мы держим спиртное в медицинских целях, но это было не так. Мы не пьем. И тогда один из них, жирный, которого они называли Жирдяй, вышел и вернулся с бутылкой. Получилось, у них был свой запас, но они рассчитывали на наш виски, которого у нас не было. Пока что они вели себя вежливо, но тревога внутри меня нарастала. Чем больше они пили, тем разнузданнее становились, пока самый молодой не объявил, что хочет показать какие-то открытки. И полез в свой нагрудный карман. На открытках были картинки с обнаженными женщинами, и когда я их увидел, сказал: «Лучше бы тебе их убрать. Здесь моя сестра». В ответ он рассмеялся, и теперь уже не так нравился Элле. Дальше он сказал, что хотел бы посмотреть, как Элла бы выглядела на таких открытках, а я ответил, что никогда такого бы не позволил. И тут он вскочил, схватил лежавший у очага топор и рубанул мне по ноге. С тех пор я хромаю. Он начисто отсек мне все пальцы. После этого, должен признаться, я упал и лишился чувств. Когда пришел в себя, они уже успели сорвать с Эллы одежду… Прости, Элла.

Она отвернулась, не в силах выносить наши взгляды.

– Мы должны рассказать им, чтобы они понимали, во что ввязались. Сорвали с нее одежду и… взяли свое. И пока другие этим занимались, тот, молодой, все повторял, что должен был первым ее… ну, откупорить.

– Мы поняли смысл, – сказал Юстас.

– Мне противно рассказывать все это, а цветному парню тем более, – сказал Ефрем.

– Я могу выйти, – сказал Юстас.

– Нет, пусть остается, – сказал Коротыш. – То, что слышат белые уши, могут выслушать и цветные. Цвет кожи не изменит то, что услышишь.

Ефрем кивнул.

– Наверное, ты прав. В общем, хотел я добраться до ружья, что висело рядом с очагом, но из-за ноги толком не мог шевелиться, и они меня схватили. Потом Беспощадный, который к тому времени получил, что хотел от Эллы, подошел и протащил меня, засунув мою ногу в очаг. Перед тем мы развели огонь для готовки, и моя нога вся обгорела, а тот жирный сел мне на голову, чтобы я не вырывался. В ту пору я не потерял сознания, хотя жаль, потому что долго еще оставался позорным трусом. А если бы и захотел, уже не мог ничего поделать. Тот молодой все жаловался, что ему не дали быть первым, и тогда Беспощадный сказал, что вишенку уже достали из коробки, но, если тот хочет, внутри еще что-то осталось. Прости, Элла. Но так он и сказал.

– Пожалуй, хватит, – сказал Коротыш.

– Пожалуй, – согласился Ефрем. – Только Элла хотела, чтобы я вам рассказал. Возможно, это облегчит ей душу.

– Тогда продолжай, – сказал я.

Джимми Сью подошла, присела на сено рядом с корзиной Эллы и осторожно взяла ее за руку. Та не отняла руку.

– Молодой поволок Эллу в другую комнату, а прочие расселись возле очага, рядом со мной, и стали допивать свою бутылку. И Беспощадный Билл, который прежде назвался просто Биллом, сказал, что еще молодым мать призналась ему, что он нежеланный ребенок, и надумала от него избавиться. На что его жирный спутник заметил: «Думал, это был твой отец». А Беспощадный ответил: «Зависит от дня недели». Надо полагать, большая часть в его рассказе была правдой, и когда он начал говорить, я понял, кто он на самом деле. О нем ходила слава, но поначалу я не обратил внимания на шрам на его шее, решив, что это случайная травма. Видно, боялся подумать что-то еще. Просто в каком-то дешевом романе я вычитал, что еще мальчишкой его порезал грабитель. Но он рассказал, что горло ему резали медленно и что все ожидали, что он умрет, а он выжил. И было это, добавил он, очень мучительно. Тогда, лежа рядом на полу, не в силах заговорить или двинуться с моей изуродованной ногой, я мог примерно вообразить, о чем он. «Странное дело, поначалу боли почти не было», – сказал он. Якобы дергать стало после, а он уже сильно ослаб от потери крови, но выжил, потому что рану перевязали, а еще потому что его мать не смогла прорезать достаточно глубоко. И потом сказал: «Знаешь, только это была не моя мать. Это сделал демон. Он хотел забрать мою душу. И знаешь что? Он ее получил».