Часовая башня

Снег сошёл, на деревьях появились первые почки, когда Александр предложил Насте:

— А давай сходим на Пасхальную службу?

— Я так давно не заходила в церковь, — смутилась Настя.

— Ничего страшного. Тебе никто не скажет и слова критики, — улыбнулся ей в ответ.

Возвышающийся над городом на небольшой скале Успенский собор хоть и был четырёхстолпным, снаружи, благодаря развитому, лишённому большого купола барабану, напоминал шатровый.

Будучи православным храмом, построенный в соответствии с канонами, всё же казался Насте Лютеранский. Тёмный, красный кирпич снаружи и каменные основания столпов, выполненные в виде гранитных колонн, с стилизованными под средневековье лаконичными капителями, сразу расположил её к своему северному величию православной веры.

Никогда прежде не бывавшая на крестном ходе, в этот первый раз, шла с Александром под руку, боясь споткнуться о плохо освещённую брусчатку, которой была выложена прихрамовая площадь.

— Смотри, будто на венчании, — смутилась Настя, указывая на колеблющееся на ветру пламя их свечей.

— Да, — прикрыл их от ветра Александр.

Все прежде знакомые девушки оставались далеко позади. Никогда не мог и подумать, что в дружбе между мужчиной и женщиной может быть нечто большее чем влечение, иногда называемое любовью. Одна, пока ещё будущая профессия свела их вместе.

Подумал; если не потухнут огоньки их свечек до тех пор, пока не пройдут вокруг храма, будет ему женой. Да нет же! Ерунда, какая! Разве это нужно ему? Семья. Зачем? У него другие цели в этой жизни. Должен стать известным в стране архитектором. К этому шёл, стремился, мечтал.

Убрал руку от огоньков. Стали сильнее колыхаться.

Резко дунул весенний ветерок. Заволновалось пламя свечей. Тут же защитил рукой. Нет. И всё же, а почему бы и нет, посетил его азарт, присущий творческому человеку.

— Не страшно, если потухнет, — успокоила его Настя. Прочитал в её лице лёгкую усмешку, будто видела его мысли. Но не смутился. Наоборот почувствовал большую уверенность.

— Нет. Я должен донести.

Всего на треть прогорела свечка Насти, когда входили в собор. Его же больше половины.

— В тебе столько энергии. Будто горишь сам, — приняла у него свечки Настя. Ставила в подсвечник перед иконой Святителя Николая.

— Я должен успеть.

Уже без пятнадцати четыре были дома у Александра. Там их ждали родители, Константин Андреевич и Александра Анттиевна. Они ходили в Свято-Троицкую церковь, что была ближе к их дому. Александр же сводил Настю в самый красивый, главный в Хельсинки православный собор.

— Христос Воскресе! — встретила их Александра Анттиевна. Рядом стоял и её супруг.

— Воистину Воскресе! — ответил Александр, за ним смущённо повторила и Настя.

Александра Анттиевна, выше среднего роста светло-русая не полная женщина, почти на голову казалась ниже тёмноволосого Константина Андреевича. По-русски суетливая, но немногословная. Все чувства выражались эмоциями на её всё ещё румяном от уличной прохлады лице.

Александр представил Анастасию родителям.

Показалось ей, смущены больше её.

Квартирка была небольшая, две маленькие спаленки и уютная гостиная. Там и сели за праздничный стол.

Первым заговорил Константин Андреевич;

— Люди такие несдержанные. Едят кулич ещё до пасхи. Пьют с ним чай.

— Где же это ты такого насмотрелся?

— На работе, — улыбнулся жене.

— Не в этом дело. Просто они не верят в таинство. Когда есть вера, есть и желание приобщиться, — чистил яйца Александр.

— Да; перед пасхой покупают заранее много-много куличей и едят, но всё же святят на пасху один. Он для них и есть самый сакральный. Его уже не спешно, по кусочку в день, — поддержала разговор Настя.

— Понимаю, это как веру в свою несогрешимость. Думаю, таковая сейчас у граждан СССР к своей армии, что считают непобедимой. На самом деле всего лишь несдержанность от неимоверной самовлюблённости, мнимой значимости для всего мира. Присущее только русскому человеку умение закрыть глаза на всё негативное, выделять на фоне всех сотворённых гадостей явную для них истину, дабы потом закрыть глаза на все подлости, — резал кулич Константин Андреевич.

— Но ведь европейцы не будут себя ни в чём сдерживать. Им и в голову не придёт есть пасхальный кулич маленькими кусочками как святыню, — потянулась за кусочком Настя.

— Не придёт, возможно, но и не будут делать из себя святых, закрывая глаза на сотворённый прежде негатив. Вряд ли забудут ошибки. Оттого и осторожнее в своих поступках. Обдумывают прежде чем совершить. Ибо не так веруют во Всевышнего.

— Костя, ты будто забыл шюцкор? — серьёзно взглянула на супруга Александра.

— Я готов забыть многое. Лишь бы вот так раз в год иметь возможность отмечать за семейным столом Пасху. К тому же, всё, что не происходило бы с нами в этой жизни, только к лучшему.

Александра Анттиевна хорошо, без акцента говорила по-русски. И Анастасия сделала вывод — этот язык был в их семье главным. Ей понравились родители Александра. И в этот утренний час впервые пришла в голову мысль познакомить его со своими.

Глава XXVI. Вальс