Часовая башня

Не раз останавливался экипаж этой радиостанции, разворачивая антенну для того, чтобы передавать какое-то время сигнал для взрыва радиомин, что могли ловить лишь каждые четыре минуты, включая питание радиоуловителей волн.

— Сколько раз выходили на связь? — полон решимости, поинтересовался у майора, командира радиостанции.

— В соответствии с приказом. Каждый час, если позволяла обстановка.

— Позволяла обстановка!? — передразнил Савелий Игнатьевич. — Какая к чёртовой матери обстановка, если все бегут!? Была б моя воля всех из крупнокалиберного пулемёта! — смачно плюнул в лужу. Завидовал этому майору, из-за его непыльной работы, что хоть и был выше его по званию, стоял в стойке смирно перед ним.

— Через пять минут очередной выход в эфир. Можете сами убедиться. Оборудование работает исправно.

— А результат!?

— С этим проблемно. Но, думаю, узнаем позже из Финских газет.

— Где вы их возьмёте, осмелюсь спросить?

— Во время наступления.

Страшная, невыразимая злость за неосуществлённые надежды нахлынула на НКВДешника.

Я сам дам сигнал, — отстранил от приёмника майора, нажав на кнопку.

Треск, подобный молнии показался где-то там, над головой, будто над ним и не было свода, одновременно с душераздирающим грохотом, будто раздвигающим небо на двое, при этом выбивая землю из-под ног.

Не понимал ещё, что это такое может быть. Но, уже знал, наступил конец. Взрыв мины, или фугаса, что по суммарной мощности заложенных боеприпасов мог достигать и четырёх с половиной тонн, не был опасен для него, так, как должен не просто моментально убить, а при этом ещё и превратить в пепел, развеяв по закуткам подвала. Поэтому-то и не испугался этого всепоглощающего разбивающего его на атомы пресса.

Словно растворялся в разрывающем на части водопаде.

Не сумел. Я не сумел. И меня больше нет. Только лишь тот. Тот, кого видел во сне будет жить. А я… Меня больше нет. Только Настя и Павел, мой сын. Расплавлялся его мозг, выпуская в эфир последнюю мысль.

Парад в честь взятия города состоялся на площади Торгильса Кнутсона в назначенную дату. Церемонию лишь нарушали взрывы радиомин в дальних углах города. Но, они уже были не так страшны, и прекратились на следующий день, когда был полностью разминирован.

Глава XVII. Перевёрнутые фрегаты

Дача получилась просторная. Второй этаж удалось сделать с двухскатной крышей. Печь выкладывал сам. Теперь, когда Валерия подросла, тесть с тёщей привозили её на машине. Инга вынуждена была приезжать с родителями из-за того, что не хотела находиться одна в городе с ребёнком.

Город был для неё чем-то, помогающим оставаться в центре цивилизации, при этом даже и не выходя из помещения на улицу. Много думал над этим феноменом своей жены, не умея понять, чем же всё же она так привязана к четырём стенам. Как только ни пытался разгадать её тайну.

Предлагал брать на дачу этюдники, валявшиеся на антресоли в прихожей родительской квартиры. Оставленные там, не понадобились после того, как устроились работать в проектный институт. Все силы уходили на проектирование. Рисование отошло далеко на задний план.

Строя дом, Павел тем самым, как бы заменял недостающее на работе творчество, самовоплощением в виде первого в своей жизни построенного объекта. Пока не доверяли ему ещё сам креатив, ставя лишь фрагментарные задачи. Должен был делом доказать своё умение. Думал над этим. Искал разницу между проектированием сегодня и довоенным.

И находил её в том, что слишком уж много было разрушено во время войны в его стране. И, теперь вузы выпускали великое множество специалистов, требовавшихся в таком количестве. Тех же, что были допущены к святая святых — креативу, зарождению самого образа здания, были единицы. Отсюда и имелся у него, как и у многих других, стимул к творческому росту. Но, ещё, каких-то двадцать, тридцать лет назад, ситуация в мире была иной. И, если в довоенном СССР строительство шло не меньшими темпами, то в той же Финляндии оно не так стремительно выросло.

Знал, как складывалась судьба Аалто, творческий путь, которого начинался среди малого количества конкурентов. Видел; никогда не сможет стать им в СССР, среди множества себе подобных. Не ощущал особых перспектив, будучи зажат в тесных рамках строительного комплекса страны, после Сталинского тоталитаризма, оставившего неизгладимый след в архитектуре, теперь, пусть и доведённой до минимализма, но чрезмерного, не позволяющего никаких вольностей.

То, что проектировал их институт, было настолько прямоугольным и выверено лаконичным, что такое мог бы сотворить кто угодно, умеющий чертить на кульмане.

Поэтому с радостью ездил на дачу тестя, к своему детищу.

Инга, хоть поддерживала его на словах, не умела увидеть в своём муже мастера, способного на многое в профессии. Поэтому принимала его, как должное, не столько радуясь удачам, сколько мучаясь от неудобств что приходилось переносить вдали от города.