Часовая башня

— Меня переводят в Ленинград, — тихо сказал Степан Григорьевич, как всегда сделав паузу. Никогда не выглядел многозначительно. Но, эти паузы придавали ему её, хоть и не стремился к ней, скорее наоборот делал всё, чтоб избежать. Но, именно благодаря своему внешнему спокойствию, кое неизвестно какими внутренними волнениями давалось ему, выглядел всегда эталоном уверенного, здравомыслящего человека. С которым все вынуждены были соглашаться только благодаря этому значимому качеству.

В комнате зависла тишина. Все знали; вскоре он продолжит. И, если задавать вопросы, тем самым можно увеличить длину пауз вдвое. Так, как после каждого будет некоторое время молчать, собираясь с мыслями, которые умел благодаря тщательному продумыванию выражать кратко.

По большому счёту не хотел тогда в Киеве переводиться в Ленинград, и в глубине души был рад тому, что возвращается в Выборг, который приходилось штурмовать в 44-ом. Как и тогда считал эти земли русскими, только, в отличие от себя молодого, участвующего в высадке на Тейкарсаари знал теперь о том, как в далёком 1712 году, эскадра Петра I прошла через узкий пролив Тронгзунд с целью осады Выборга. И сегодня, когда жил в этом древнем городе ещё больше не хотел перебираться из него, пусть и с повышением. Находясь в рутине профессиональной деятельности набирался сил у себя в квартире тупо уставясь в телевизор, смотря футбол, но был в прошлом, что всё больше овладевало им. Дочь Инга казалась местной, будто бы родившейся в этих местах, порою напоминая ту, в честь которой носила своё имя. Но Зинаида Матвеевна настолько стала его неотъемлемой частью, что порою даже и забывал — познакомился с ней в Киеве.

И вот теперь, когда решение было принято и их ждал Ленинград, в глубине души был не рад покидать те места, где сформировался его кажущийся холодным, на самом деле всего лишь северный характер. Будучи принят этим городом ощущал его нерусскость, а вместе с тем и свою тягу к нему. Появись это ощущение в нём прежде, возможно передалось жене и дочери. Но сегодня то согласие на котором зиждился его брак с Зинаидой Матвеевной не позволяло отказаться от нового назначения. Пытался объяснить себе нелюбовь дочери к тишине и провинциальности Выборга, но единственное, что приходило на ум — наличие в ней упрямства, передавшегося от него. Теперь знал — с возрастом оно проходит.

Эх, ещё бы несколько лет и станет похожа на него нынешнего. Уже сегодня во многом, как он в молодости.

— Пятикомнатная, на Васильевском, — опять помолчав некоторое время, добавил: — с видом на залив.

Но, не одна мышца его лица не дрогнула. Говорил, что считал главным для своей семьи, не для того, чтоб ошарашить новостью. Просто любил, когда слушают внимательно, потом не задавая вопросов.

— Что же будет с дачей? — спросила Лера.

— Продадим. Деньги понадобятся на новую мебель.

Паша не хотел ничего говорить. Тем более спрашивать. Выхода не было. Его мнением никто не интересовался. Да и то, что мог высказать, не приемлемо было в данной ситуации. Но, если бы Инга была с ним заодно, то, возможно остались в городе втроём у его матери.

Но, она молчала. По её глазам видел — несказанно рада услышанному. Много лет ждала этого события. Более того, сейчас даже подумывала, чтоб там, в северной столице отделиться наконец от родителей, зажив самостоятельной жизнью, уговорив отца разменять полученную жилплощадь. Но, видела здесь сопротивление со стороны матери. Да и не так уж и важны были ей сейчас все эти дальнейшие планы. Вариантов могло быть великое множество. Главное перебраться из провинции в Ленинград. Родившись в Киеве, всегда мечтала о более крупном городе. Но, Москва была пока закрыта для неё. Ленинград же сам шёл в руки.

— Когда? — коротко, научившись этому у отца, поинтересовалась Инга.

— Думаю, с начала следующего месяца.

— Надо срочно заняться продажей дачи, — собралась на кухню за остывающим борщом для мужа Зинаида Матвеевна.

Не остановил её, знал, куда пошла. Но, всё же хотел услышать мнение зятя, подозрительно грустно молчавшего, сидя на диване, держа за руку дочь. Не хотел есть при нём, прежде не убедившись в том, что тот с ним заодно.

— Ты едешь с нами? — всё же спросил у него.

— Нет, — сам испугавшись своих слов ответил Павел.

— Дедушка и я тоже остаюсь, — подошла к нему Лера.

Погладил внучку по голове.

— Подумай. У тебя есть время. Не разваливай семью, — кивнул в знак благодарности жене за принесённую тарелку борща Степан Григорьевич.

С этого дня потерял ощущение семьи. Ещё вчера она была, да и сегодня никто не думал разводиться. Но, зная, его никто в этом доме не будет уговаривать, видел — теперь один. Только дочь на его стороне. Она готова умолять бабушку с дедушкой не переезжать в другой город.

Именно с этого дня, как никогда ранее ощутил холод со стороны Инги, о котором лишь догадывался прежде.