Часовая башня

Страна, в которой оказалась благодаря своему деду, служившему Александру II, расценивалась ею как место в котором появилась на свет, но не более. Как и её, так и предки мужа были тесно связаны с Россией. И, теперь, потеряв так и не ставшую им Родиной землю, не смогли обрести и той, что считали настоящей землёй предков — Дас ланд дер Фурфарен — по-немецки, или Форфадерс ланд — по-шведски.

Финляндия, став для неё с мужем последним пристанищем, объединила собой все разногласия и распри России со Швецией, забыв, перед революцией была подчиняющимся одной русской короне великим княжеством финским.

Самым большим шоком для всей семьи, перебравшейся в Выборг после того, как неделей ранее привезли мебель, была оставшаяся стоять после взрыва, торцевая стена вокзала. Битый кирпич и остатки конструкций были уже вывезены.

Пожалуй, даже не сама она, а надпись на ней «Выборг», и тут же снизу, тем же шрифтом, но латинскими буквами «VIIPURI».

Единственное, говорившее приехавшим в город о том, что они в Выборге. Но, в каком именно периоде своего существования, оставалось лишь догадываться. Надпись «VIIPURI», говорила, что это Финляндия. «ВЫБОРГ» же сообщала, что не Россия, а именно СССР, где-то совсем рядом.

Может они напрасно вернулись в этот город, что всего лишь в 150-ти километрах от границы? Но, нет, не может быть такого, чтобы всё опять повторилось. Да и на Сорвальском кладбище лежит её муж и сын, к которым собирается перебраться, и сама в скором времени.

Нет, всё они делают правильно. Не следует на старости лет менять своё место жительства. Оно именно здесь, где нашли первый приют, бежав из распадающейся на части России.

Чрезмерно обрадовало, что сам город не сильно разрушен. Его улицы чисты, и пусть не многолюдны — жизнь налаживается. Это чувствовалось в самой атмосфере вновь наполняющегося прежними жителями города.

Снаружи дом выглядел так же, как почти два года назад, когда вынуждены были его покинуть. Только пары стёкол на окнах первого и второго этажей не хватало. Да и следы пуль на фасаде, кое-где оставили свои отметины.

Они возвращались в старый дом. Но, для маленького Паши был новым. Ему казалось, никогда ещё не жил в таких больших домах. Тот же, в котором снимали квартиру в Хельсинки, вместе с отцом, не мог помнить.

Особенно понравился ему лифт, который, как считал, видел впервые в жизни. Но, и это было не так.

— Надо было перед заселением покрасить стены, — расстроилась Анастасия.

— Думаешь? Из-за этой спешки я не успел подумать об этом. Но, мы сможем это сделать, когда уедем в Кякисалми.

— Неизвестно, что нас всех там ждёт, — вздохнула Елизавета.

— Ой, ну, как же кухню всю испоганили, — причитала Илма.

— Илма, извини, мне надо было уж её-то привести в порядок более основательно. Простая генеральная уборка, что попросил навести здесь за деньги специальную контору, которая, думаю впервые появилась в городе из-за всех этих эвакуаций, слишком мала для последствий, оставленных оккупацией.

— Боюсь даже открывать дверь в ванную. После того, что было в этой квартире, думаю, так и не смогу уже больше ей пользоваться, разве, что только душем, — в нерешительности остановилась перед дверью Елизавета Яковлевна.

— Особое внимание я просил уделить кафелю и настенной плитке. Что лично сам проверял перед нашим приездом, в одной из поездок в Выборг.

— Милый мой Фёдор, я хорошо знаю тебя, чтобы иметь представление, как ты видишь себе порядок.

Не стал спорить с женой. Просто открыл дверь ванной, а, затем и туалета. Всё было чисто, стены и сантехника сверкали.

Уже через час пили чай в гостиной. Все были счастливы. Но, следовало всё же побывать в Кякисалми. Фёдор Алексеевич планировал съездить туда уже послезавтра. Было начало октября, и следовало спешить понять перед зимой, что именно требует ремонта в их загородном доме, если он ещё существовал.

— Родные стены, — не без помощи посторонних рук добралась до своей спальни Торбьорг Константиновна.

Её усадили на кровать, что так же путешествовала вместе с остальной мебелью.

— Теперь можно и на покой, — призналась она, самостоятельно пытаясь раздеться ко сну. Помогала дочь.

— Совсем я стала старой. Но, ничего. Теперь не переживаю за вас. Вся семья в сборе. Можно и уходить.

— Брось эти свои разговоры мама. Сама же прекрасно знаешь, ещё совсем рано тебе думать об этом.

— Пожилые люди, которые прожили на этом свете не один год, хорошо знают, когда наступит их день.

Засыпала в своей кровати. Почти неделю перед этим пришлось спать на том, что удалось найти в опустевшем после вывоза мебели съёмном доме под Хельсинки. Шторы на окнах пока ещё отсутствовали, поэтому северное небо освещало стены своими звёздами. Уже спала, но видела их и во сне. Так уютно было ей сейчас в этой кровати, что помнила и тепло её мужа, которому никогда не изменяла. Да и он сам, была в этом уверена на все сто, так же был верен ей всю жизнь.