Часовая башня

Из газет знали, войска вермахта подошли к Ленинграду с юго-запада. С северо-запада по берегу Ладоги в семидесяти пяти километрах от Шлиссельбурга, дойдя до деревни Метсяпиртти, стояли войска под командованием маршала Маннергейма. Неужели эти две необходимые друг другу в таком важном деле, как окружение Ленинграда армии, так и не смогут завершить стремительно начатое дело?

Пожалуй, что нет.

Слишком уж благороден бывший русский военачальник, а теперь главнокомандующий Финской армией для того, чтоб продвинуть свои войска всего лишь на тридцать километров вперёд, чтобы соединиться с войсками вермахта. Будто не знает, в случае победы СССР над фашистами, эта оставленная Богом страна снова вцепится своими гнилыми зубами в уже израненный прежде кусок Финской территории, будто бы так необходим ей.

Нет, не хотел сегодня думать о худшем из всех возможных вариантов, которые мог себе представить. Думал о русских людях, единственно в кого ещё верил. Неужели они все изменились так же, как и его Родина, Россия! Не мог в это поверить. Читал в газетах, видел в документальных фильмах перед началом киносеанса, но не мог довериться собственным глазам, всегда усматривая пусть и малую, но работу пропаганды.

Финляндия приютила его, став второй Родиной, но не верил ей. Что было виной этому? Та застарелая боль в его сердце, так и не смирившимся с утерей прошлого, хранящегося в памяти гревшего его сердце.

Да и дочь воспитывал в любви к Родине. Всегда старался найти нечто схожее в местной природе, что могло быть продолжением прочитываемой на ночь русской сказки. Поля, ели, сосны, редкие для местной природы, но, всё же встречающиеся и от этого более значимые дубы. Даже гранитные скалы, и те в его воображении продолжали среднерусский ландшафт, позволяя доходить ему в его представлении о границах древней Руси далеко в глубь Финляндии.

Никогда не спрашивал дочь, как она представляет себе условную Родину, где находилась большей частью лишь в чреве матери, и первые дни своей жизни. Да и сама Анастасия не говорила ему об этом. Была не то, чтоб скрытной, просто не любила обсуждать некие, как называла эфемерные для неё темы. Но, скорее чувствовал, чем понимал, очень схожа с ним в понимании русского духа, которым не успела пропитаться в отличие от него.

Неужели это ещё проявится в ней? Но, как? Да и надо ли?

Нет. Уж пусть лучше всё будет так, как есть. Они навсегда останутся в Финляндии. Она может уехать из страны после войны, в любую другую, какую выберет, или останется здесь. Но, никогда видимо не произойдёт этого возвращения, о котором столько думал ночами, представляя себе, как поезд, в котором едет подкатывает к финляндскому вокзалу, а ещё лучше к московскому, а может даже и ещё южнее, к тому, что помнил с самого юного детства — Киеву — Пассажирскому.

Изменился ли он? Наверно. Но, в его памяти останется навсегда таким, каким видел его последний раз, осенью 17-го.

Игумен Ново-Валаамского монастыря, Харитон, осваиваясь на своём новом месте, примерно так же мыслил последние дни, когда вокруг Ленинграда сжималось кольцо окружения. Молясь о победе России над Германией, не хотел признаваться себе в том, что она уже не та прежняя страна, основавшая на острове Старый Валаам, в который опустевшие стены монастыря вскоре должны были превратиться.

Хоть и молился со своей братией за победу Русского народа, в то же время и боялся её внутренне, понимая — никогда не позволит уже больше вернуться монастырским реликвиям в намоленные стены. Но не было для иноков на земле больше границ, хоть и скрывались в Финляндии от врага, от которого ждали освобождения России, вся земля была для них одним миром, в коем видели главное — любовь к Богу.

И уж только по его милости решалось всё земное, что порою не могли разрешить даже войны.

Но, несмотря на то, что войска РККА были отброшены на восток аж на сто пятьдесят километров, никто в Новом Валааме не хотел попусту тратить свои силы, возвращаясь в земли обетованные.

Сев утром в поезд, к вечеру был уже в Выборге. Поезд шёл по верху, через Хилтолу. Виляя между живописных озёр и гранитных скал, паровоз тянул состав неспешно, то поднимаясь на скалистую возвышенность, то притормаживая на поворотах спускаясь вниз.

Всю дорогу думал о том, правильно ли поступили вернувшись в Выборг. Но, ответа на свои мысли не находил. В итоге задремал в сидячем купе второго класса, проснувшись уже в Тали, перед самым Выборгом.

От развалин вокзала шёл к дому пешком. Проспав в поезде большую часть пути, теперь возвращался к реальности происходящего. Хотелось поскорее уйти от вокзальной площади, оставив её позади, а в памяти держать ту, что была до взрыва радиомины.

На душе было тревожно. Ещё уезжая понимал, Торбьорг Константиновна совсем сдала за последние месяцы, и может покинуть этот мир в любой день.

Но, переступив порог квартиры, понял — всё в порядке.

Внук шумно играл с мамой в детской. На кухне бубнило радио.

— Как здоровье мамы? — вместо приветствия поинтересовался у жены.