Часовая башня

— Не встаёт. Ни с кем не разговаривает. Не ест. На обед выпила чаю. Как съездил? Дом цел?

— Цел. Разбиты стёкла. Нашёл стекольщика. Со стеклом оказалось сложнее. Большой дефицит.

— Значит мы сможем переехать туда к лету?

— Да Лиза. Безусловно. Но, вот только следует ли всё это затевать?

— Что-то мне не нравится твоё упадническое настроение.

— Последнее время мне кажется, нам следует уезжать из Финляндии.

— Куда?

— Куда угодно. Хоть в Китай, — отшутился Фёдор Алексеевич.

— Но, сейчас, когда мама слегла нам не до переездов.

— Последнее время я живу словно во сне, — присел за рояль, открыл крышку инструмента, задумался. Перебирал в памяти мелодии, не мог ни на чём остановиться. Но, увидев перед собой забытые ноты с фортепьянными пьесами Сибелиуса 1919 года, перелистнул несколько страничек, открыв нужную.

— Я не знаю, что делать. Родина будто взбунтовалась и не даёт покоя тем, кто покинул её, пытаясь дотянуться своими руками до наших душ. И дело тут даже не в том, где можно спрятаться от войны. Всё куда страшнее. Родившись в России, мы не способны выжить без неё нигде.

— Пережив 18-ый, переживём и эту войну.

— Я стал подумывать о том, чтоб вернуться на Родину.

— Не ожидала от тебя такое услышать. Неужели не понимаешь — это верная смерть!

— Времена репрессий уже прошли. Да и Сталину сейчас не до этого. Мы могли бы купить домик в деревне и мирно жить.

— Мирно? В стране, жаждущей войн?

— Если СССР победит Германию, всё изменится. Конечно же возвращаться в страну, где идёт война — безумие. Но, как бы она сама не пришла к нам снова.

— Фёдор ты пугаешь меня своим непониманием окружающей действительности. Кто борется со злом тот сам и есть зло, — не на шутку испугалась за мужа Лиза. Никогда бы не подумала, в этом человеке может зародиться такое чувство, как ностальгия.

— Но, кто же тогда, тот что хотел опередить зло?

— Ты про Гитлера?

— Не знаю. … Про всех.

— Если предотвращает зло, то он не есть зло. Если же противопоставляет свою силу ему, то он и есть зло.

— Покинув Россию в 17-ом, мы были счастливы, оказавшись на свободе. Хоть и в последний момент, но решились выехать за её пределы. Конечно, нас грела надежда, что происходящее там лишь временно. Но революция повлекла за собой начало гражданской войны. И это дало большую надежду на возможность возвращения прежней страны, в которой появились на свет. Но несмотря на высадку армий стран Антанты в портах Архангельска, Мурманска, Владивостока и Севастополя, не смогли бывшие царские союзники изменить ход истории. Угнетаемый столетиями, взбесившийся, вышедший из-под контроля народ было уже не вернуть в прошлое. Страна летела в пропасть. Ни у тебя, ни у меня и в мыслях не было тогда вернуться.

Но, теперь, когда там всё поменялось, изменились и мы.

— Никогда эта страна не будет прежней. Но в которую превратилась сейчас опасна не только тем, кто граничит с ней своими территориями, но и самим её жителям, что способны ещё самостоятельно мыслить. Неужели считаешь, сможешь спокойно наблюдать это лицемерие и ложь, царящие в её пределах, не сопротивляясь им?

— Пожалуй да. Ты права. Но, мне показалось тогда в нашем доме, когда под ногами хрустело битое стекло; не избежать уже нам заготовленное свыше страдание.

— Ты говоришь о страдании. Но, знай — я не готова к нему. И не собираюсь добровольно класть голову под топор палача.

— Хорошо Лиза. Давай оставим эту тему, — начал играть третью пьесу из сборника Сибелиуса.

Музыка распространялась по всей квартире, наполняя её звуком давно забытых дней. Торбьорг Константиновна, находясь в некотором забытьи, слыша её, возвращалась к реальности происходящего. Ещё минуту назад общалась с Яковом. Он опять приходил. Разговаривал с ней.

Теперь, всё чаще она словно переступая невидимый порог оказывалась среди тех, кто покинул этот мир. Разговаривала с ними, будто с живыми, не на секунду не задумываясь, всех их уже нет в живых. Радуясь их мыслям, голосам, словам.

Вот её мама встала у окна, будто бывала в этой квартире ранее, и смотря в него, произнесла:

— Какая замечательная погода сегодня.

Не ответила ей, просто слышала её голос. Вот отец, подошёл к матери, и посмотрев, куда-то в даль, сказал:

— Вид из окна замечательный. Будто мы находимся в самом центре средневекового города.

— Это Выборг, — объяснила родителям.

Музыка наполняла собой её спальню. Знала — Сибелиус, догадывалась, кто играет. Но, находилась сразу в двух мирах одновременно. Тот, где раздавалась музыка был ей ближе. Но, тот, где находились её гости, грел воспоминаниями.

Все они выглядели моложе тех лет, когда покинули мир.

Захотелось играть самой. Желание вернуло её в действительность. Позвонила в колокольчик. Пришла Илма.

— Я хочу встать и одеться.

Через десять минут, с помощью Илмы и Елизаветы, переместилась в гостиную.

Поняв намерение, Фёдор Алексеевич освободив место, встал в сторонке. Осторожно усадили Торбьорг Константиновну за рояль.

С удивлением, и непониманием смотрела на ноты, не в силах понять, что они обозначают. Попыталась напрячь память, но это ни к чему не привело.