Часовая башня

«От всего сердца желаю вам быстрой победы» — кажется так сказал на каком-то мероприятии. Но, зачем, ведь никто не заставлял его это делать? Да, ждали какой-то, пусть и небольшой речи, но не этих же именно слов. Оставаясь наедине с собой страдал от новых немецких порядков, вылившихся в расовые законы. Вспоминался шюцкор. Хоть и не затронул этот феномен финского национализма его лично, но надолго остался в его памяти. Внутренне был рад тому, что за неимением явного врага, вскоре после 18-го рассосался сам собой. Теперь же не просто столкнулся с подобным, но и поддержал.

— Но не явно!

— Нет. Во всеуслышание.

— Но, не как все те, кто с экранов кинотеатров вещает об этом в агитационных фильмах, прославляющих величие нацистской Германии.

— Не так. Но, разве это не одно и то же, выразить своё мнение единожды, или повторить неоднократно? Главное оно увидело свет, будучи озвучено, — общался сам с собой, точнее со своей совестью.

— Я представитель культуры финского народа и как человек творческий имею право на ошибку, ведь постоянно нахожусь в поиске.

— Именно поэтому должен найти в себе силы, чтобы выступить против глупости, захватившей мир.

— Я не выступал против подобной, так же хитро завуалированной идеологии СССР. Почему же должен бороться с Германией?

— Потому, что теперь она коснулась и твоей страны.

— Я всего лишь композитор, разучившийся сочинять музыку.

— Ты перестал видеть разницу между музыкой и историей. И, та, в свою очередь вынесла тебе приговор, объяв мир огнём, выжгла и твоё сердце.

— Но, душа моя бессмертна. Её-то я сохранил!

— Для себя, не для всех.

— Нет! В этом виновата моя приверженность к консервативному во всём, не исключая и музыку. Она завела меня в тупик.

— Люди горделивые, свысока смотрящие на окружающих, в особенности, если многого достигли в творчестве, не дай Бог талантливые всегда найдут себе кумира, среди самой гадости и будут всю жизнь верны ему, презирая всех за непонимание.

— Я горделивый!? Нееет! Это не так! Никогда не был большого мнения о себе.

— Не о себе…. Но, о музыке, что сочинял.

— Нееет! Я старался, стремился к совершенству, но никогда, никогда не думал о том, что выше других!

— Разве это не одно и то же? Совершенство и возвышение себя?

— Абсолютно разные вещи!

Теперь дом отдавал плесенью. Этот запах мерещился ему в каждом углу. Просил прислугу провести тщательную уборку. Сам присутствовал, следя за тем, как та мыла полы. Просил протирать тряпкой каждый труднодоступный из-за мебели угол. Но, поразительное дело, так и не нашёл нигде, как ни старался, ни одного островка плесени. Дом был чист. Запах исходил не от его стен, полов, или потолков, на которых не было даже паутинок. Он таился в нём самом, исходил из глубины его сознания.

Бороться с ним посредством тряпок было бесполезно. Следовало меняться самому.

“Трагедия начинается. Мои тяжкие мысли парализуют меня. Причина? Одиночество, одиночество. Я никогда не позволю величайшему страданию сорваться с губ. Айно надо беречь” — писал в своём дневнике.

Стал больше тратить. Покупал шампанское, коньяк, джин. Хотел спрятаться от прошедшего в настоящем, делая из него праздник.

Хотелось, как можно быстрее забыть тот факт, что тяга к монументальному привела его в итоге к зависимости от тирана.

Глава XXIII. Родительской дом

Когда в Амстердаме, повадился ходить к портовым девкам, раз в неделю, не так представлял себе, как выглядит то, что не произошло у него с худенькой девочкой, дочкой рыбака. Когда ещё ничего не имел у себя за душой, не мог и подумать, действительно став капитаном, легко, без денег будет находить себе женщин, счастливых от возможности переспать с ним в ожидании большего. То, что не мог дать, надеялись получить от него. Не думал о свадьбе. Не видел возможности найти себе жену среди русских женщин, так, как те из них, кого считал достойными себя, сторонились, как иноземца. Остальные не оставляли в его памяти и следа, мелькая, словно мотыльки у светильника мчащейся в ночи кареты. Вот, если бы обладал титулом, тогда возможно страх перед его плохим русским рассеялся сам собой. Теперь же, когда стал бароном, всерьёз задумался об Агнезэ.

Всё же, что-то связывало его с ней, несмотря на проведённые в разлуке годы. Но, не представлял уже рядом с собой её, считая слишком простоватой для себя, сильно изменившегося за эти годы.

Удивлялся теперь своей холодности по отношению к смерти брата. Не так сильно тронула его, как тот факт, что теперь может ещё всё вернуть обратно. Ощущал именно сейчас, когда сбылись его мечты способен повернуть время вспять. Но нужен ли ему её сын? Сможет ли воспитать, как своего. Пусть оставит тёще с тестем. Поможет отцу деньгами, так, чтобы тот не вышел больше в море. Слишком уж много оно взяло себе в их семье. И теперь, способен договориться с ним, но не так, как договаривались прежде все его родственники. Нет, куда хитрее, и не попросит у него больше ни о чём. Просто сделает так, чтоб отец купил себе лавку.