Часовая башня

Зная, не любит царь неполный, с радостью наполнил его до краёв. Уж лучше расплескает часть, чем будет недоволен малостью выпитого.

— Ну, за вторую жизнь, во имя славы российской, — чокнулся с новоиспечённым бароном Пётр.

Большими глотками выпил ром. Закусил куском ноги жаренного ягнёнка. Присел. Задумался, словно забыв о Якове. Смотрел теперь уже на Адмирала, будто соображая о чём-то.

— Заменим мы галерный флот твой Апраксин на фрегатный. Придёт этому время. Но, главное, что понял я — не в самих современных кораблях сила, а людях, командующих ими. И, если человек верен своему делу — победит врага даже с помощью галер.

Преклоняю голову свою перед Фёдором Матвеевичем, — демонстративно поклонился адмиралу, а затем, налив себе и ему второй кубок рома, сказал:

— За флот российский! — выпив жадными глотками, с шумом поставил его на стол.

Рухнул на стул. Но, после выпитого мог ещё соображать, да и было что сказать.

— Отныне Россия будет всегда добиваться своих целей, чего бы ей не стоило. Что понравится возьмёт, благодаря славной армии и флоту. Русский народ свят в своих помыслах! И Господь помогает ему. А Шведа били и бить будем, пока я жив, — хмель сильно ударил царю в голову.

С жадностью принялся за недоеденный кусок ягнёнка.

Видел Яков, хоть и считает царь свой народ ведомым Богом, но лицемерит. Переняв многое лучшее у Европы, считая её население цивилизованнее, пускал нещадно в бой русских ради прихоти, видя в них больше отваги, в сравнении с чересчур благополучными шведскими подданными. Именно в этот день, когда благодаря значимым победам, война со Швецией принимала признаки завершения, становилась ясна Якову суть всего царского замысла. Хотел жить в Европе, но оставаться при этом в России, её царём. Не в силах переделать всю страну, отвоёвывал себе новые земли. Строить с нуля было проще, чем менять прежнее.

Никогда не задумывался о том. Но сегодня лишь на миг дав волю своим мыслям, прозрел, поняв царя. И тут же перестал быть интересен выбранный им путь. Захотелось домашнего уюта, что избегал прежде, прячась от оного на корабле. Не хотел участвовать больше в бессмысленном кровопролитии. Теперь видел в нём лишь отъём награбленного прежде, у грабителей, при этом с попыткой прихватить на дурачка и лишнее, никогда не принадлежавшее.

За эти годы много, где побывал с Петром. В Москве, понравившейся ему своей необычностью, Пскове, который сильно отличался от других, известных ему уже, русских городов. Плавал и в Архангельск. Но, не мог понять почему Пётр определяет свою же страну, как погрязшую в средневековье. Не мог сказать о ней такое. То, что не сумела прежде завоевать Балтику со множеством крепостей на её побережье, вовсе не значило, вина этому таится в отсталости. Просто незачем это было России прежней. Сегодня же, когда Пётр менял политику на более агрессивную, заручившись союзниками в борьбе против Швеции, это было осознаннее и логичнее, чем прежде.

Иными словами, хоть и продолжал верить в справедливость всех, принятых Петром решений, всё же расценивал их, как некие амбиции самого царя. Но, только благодаря тому, что лишь малая часть князей и бояр поддерживала его, возникала перспектива у подобных ему, Якову Курштайну, пришлых людей, стать не просто знаменитыми, но и пустить свои корни в Русскую землю, хорошо вздобренную славными предками отстранённых от власти родов местной знати.

Возвращался в резиденцию Петра вместе с ним на своём фрегате. Теперь называл её уже уверенней, не то, что прежде — Санкт — Петербург. После венчания с Мартой Скваронской, взявшей при крещении имя Екатерина, царь жил в подаренных ему Меншиковым в 1712 году, построенных на Адмиралтейском острове, свадебных палатах. Некогда было нарабатывать себе дворцы вместе с называемыми теперь по-новому архитекторами зодчими. За него эту работу выполнил близкий человек, тот, которому доверял.

Видел Яков, не среди русской знати нашёл себе жену царь, подобрал в Курляндии. Не понимал причин этого. Видать устраивала его нынешняя супруга поведением, ничуть не ограничивающая его воли во время частых застолий, отнимающих больше времени, превращаясь в круг словно избранных одной «религией», где решались вопросы среди самых посвящённых.

Отдалялся от царя Яков, и обещанный ему титул, скорее огорчал, чем придавал уверенности в будущем, что пока, как ни старался, сулило лишь одиночество. Война со Шведами возымела свой переломный момент, и теперь понимал; уже никогда не будет так близок царю, как прежде, участвуя во всех его застольях и пирах. Скромный, первый свой деревянный домик, находившийся теперь на противоположном берегу от нового жительства царской семьи, построил Яков. Так и стоял рядом с прежним деревянным, раскатанным на брёвна, перенесённым из поверженного Ниеншанса, сложенным заново рядом с Заячьим островом, теперь уже бывшим Петровским домом.