Часовая башня

Многочисленные русские жившие в Финляндии, в основном в крупных городах оказались разобщёнными. Финляндия, являясь прежде всего неким сказочным царством для Русских, где принято было покупать, или строить дачи, наполнялась постепенно, как правило состоятельными и образованными сословиями. Именно поэтому после начала революционного движения многие русские симпатизировали «белым». В лице которых, в большей своей массе и выступал Щюцкор. Воинские части Российской императорской армии, расположенные на территории великого княжества финского к тому времени были деморализованы и разложены.

Но, если солдаты благодаря большевистской пропаганде симпатизировали «красным», то офицеры в соответствии с классовым подходом, как правило выбирали щюцкор, считая их такими же, как и они, выступающими против революции «белыми».

Финские националисты-каратели, щюцкоровцы, из которых в большинстве своём состояла армия «белых» тут же принялись за «зачистку» города. Действуя не только по наводке, полученной заранее, но и полагаясь на свою интуицию. В первую очередь интересовали дома в центре города. Там жильё было дороже, и, соответственно само население по большей части имело Русские корни. После отсоединения Финляндии, часть патриотически настроенной молодёжи, не поддержавшая «красных» почувствовав возможность найти самостоятельный путь развития своей Родины, объединялась в стремлениях, присоединяясь к «белому» движению, зиждущемуся в первую очередь на оставшихся после отречения царя и отсоединения Финляндии русских войсках.

Неоправданная, не основанная на здравом смысле ненависть ко всему русскому, выливалась в эту ночь в бессмысленном кровопролитии.

Топот множества сапог по лестнице дома испугал не спящего по ночам Якова Карловича. Встал с постели, накинув халат, прошёл в прихожую. Но, побоявшись включить свет, прислушался. Этажом ниже громко стучали. На их этаже ломали дверь. Явственно слышал треск расслаивающегося пополам полотна. Затем дверь пала. Топот шагов затих в недрах соседней на много меньшей, чем у них квартиры.

Что это такое, не мог понять происходящего он.

Вскоре, в халате, накинутом на пижаму подошёл Фёдор Алексеевич. Прихватив с собой старый наган, доставшийся от Алекса, встал рядом молча. Последнее время, не расставался с ним, беря с собой в город, но отчётливо понимал, не сможет применить по назначению. Предчувствие чего-то страшного теперь, воплощалось наяву. Было жутко от ощущения безысходности происходящего. Так же прислушиваясь, спросил:

— Что вы думаете по поводу всего этого?

— Кого-то арестовывают. Но, почему же сразу в двух местах? — с не меньшим страхом взглянул на неумело сжатую в руке зятя рукоятку пистолета.

— Скорее всего, да. Но, думаю, тут ещё нечто другое.

Приглушённые крики донеслись из соседней квартиры.

— Не разобрать слова, — сняв очки, приложил ухо к двери, Фёдор Алексеевич.

— Послушайте, эта ваша игрушка, она не выстрелит случайно? — встал по левую сторону от зятя Яков Карлович.

— Что!? — будто только сейчас заметив в своей руке оружие, удивился Фёдор Алексеевич. Зачем-то переложив наган в левую руку, сказал; — Он на предохранителе, — тут же снял с него.

Отчаянный, но очень короткий детский крик пронзил ночь, моментально затихнув, будто захлебнувшись в чём-то жидком, клокочущем.

— Что это? — спросил Яков Карлович.

— Они всех режут, — уронил очки Фёдор Алексеевич.

С нижнего этажа, словно в подтверждение данному, довольно смелому предположению, донеслось: — Спасите! — затем — приглушённый выстрел, и удаляющийся грохот сапог на лестнице, ставший предвестником наступления тишины во всём доме.

Ринулся вперёд.

— Что вы делаете!? Нас всех застрелят! — схватил зятя за руку Яков Карлович.

В прихожую явились: Торбьорг Константиновна, её дочь Лизавета, с Анастасией, и заспанная Илма. У всех на глазах был немой вопрос. Мария, судя по всему, боялась даже выходить из комнаты.

Яков Карлович дрожащей рукой открыл замок. Сделав всем знак оставаться на местах, поманив за собой Фёдора Алексеевича. Тот решительно шагнул к двери.

При входе в квартиру Толсторуковых, прямо в прихожей, лежала их дочь, подросток лет четырнадцати, с перерезанным горлом. Она ещё корчилась в судорогах, сжимаясь в плотный комок, будто хотела спрятаться от всех, кто оставался в этой жизни, уходя в иную.

В спальне, поперёк кровати, раскинув руки лежала госпожа Толсторукова. Её голова была практически отделена от тела. Глаза открыты. Смотрели в сторону своего супруга, лежащего на полу, в луже крови. Сомнения не было, с ними было проделано то же самое. Видимо её убили первой. Он же ещё успел оказать сопротивление.

— Несомненно — это воры. … Воры. … Воры. … — выходил из квартиры Яков Карлович, держась за голову.

Едва успев убрать пистолет в карман, Фёдора Алексеевича стошнило тут же в спальне.

В стремительно просыпающемся доме началось движение. Но, разве могло оно хоть как-то вернуть вспять время, пустив события другим путём?