Часовая башня

Яков Карлович понимал причину этих ужасных убийств. Резали Русских. Он же был немцем. Заботливая Торбьорг Константиновна, желая сделать приятное, перед отъездом из Петербурга сняла табличку с их квартиры и взяла её с собой в Выборг.

Нет, не облегчение после предрассветного ужаса испытывал сейчас, от того, что не тронули его семью. Поняли, немец. Но от немца у него оставалась лишь фамилия. Всё остальное уже давно вымылось из его сознания двумя столетиями жизни среди Русских. И, нисколько теперь не считал себя выше них, наоборот, думал, не в праве даже находится сейчас здесь, рядом с теми, кто был убит отчасти и вместо него, взяв на себя и частичку его смерти.

— Спасибо, — сказал супруге, увлекая её за собой с лестницы, входя в квартиру. Теперь ему было стыдно жить в этом доме. Несмотря на то, что в нём уже не оставалось русских, кроме его зятя и внучки. Стыд был прежде всего пред самим собой.

— За что Яков? — сумасшедшими глазами глядела на него супруга.

— За табличку.

— Что ты!? Что ты!? Какая мелочь! Но, почему ты именно сейчас решил благодарить меня за это? — искренне не понимала, уводимая в квартиру.

За ним вошёл Фёдор Алексеевич, прикрывая за собой дверь. Вытирая носовым платком лицо, ничего не говорил, стараясь не замечать вопросительный взгляда Лизаветы, смотрящей на сильно оттопыренный карман его пижамы.

— Русских порезали, — взяла на себя обязанность разъяснить женщинам случившееся Илма, хорошо понимавшая, так же могла быть мертва сегодня, пойди работать к Русским господам.

В городе происходила очередная смена власти. Но, никогда ещё прежде Выборг не видел такой жестокости, как случившаяся в нём именно, когда Финляндия становилась свободной.

98 пленных белогвардейцев, находившихся в Выборгском замке, завладели им этой ночью, быстро установив связь с вошедшими в город с его восточной стороны белофиннскими карателями шюцкоровцами. (егерями)

Утром в замок начали подвозить арестованных горожан, исключительно мужского пола. Это были по большей части случайные люди. Гимназисты, порою и двенадцатилетние. в форменных фуражках, служащие, все те, кто отдалённо напоминал русских. Среди жертв этнической чистки были также православные священники, несовершеннолетние, женщины и гражданские лица разных национальностей, принятые за русских: 23 поляка, 14 украинцев, итальянец, еврей, два татарина, эстонцы.

На следующий день отказалась идти в город Илма. Но, продукты в доме ещё были. Жили слухами, просачивающимися словно сквозь стены. Для этого достаточно было выглянуть из подъезда, чтоб купить газету. Но, с русскоязычной прессой начались проблемы. Поэтому просили прочесть указанные статьи Илму, что плохо читала, с ещё большим трудом переводя вычитанное. Мария же теперь, окончательно решившись бежать, не знала, как это можно осуществить таким образом, чтоб остаться живой.

Путём длительных попыток часть текста всё же была расшифрована. На следующий день узнали, во второй половине вчерашнего дня шли массовые расстрелы между валов Фридрихсгамских ворот, унесшие жизни двухсот человек, что не разрешено якобы хоронить и лежат у собачьего кладбища.

По мере того, как расстрелы продолжались, на третий день Илма принесла новость; массовые аресты прекратились. Теперь командующему Восточной группой войск Эрнесту Левстрёму предстояло лишь разобраться с уже арестованными. Но, их по-прежнему было много. Газетные данные разнились, раздувая число до пяти тысяч.

Массовые расстрелы русских прекратились после выразившего протест официально британского вице-консула Вольдемара Фриска, вернувшегося в Выборг. Разыскав Якова Карловича, он передал волнительное письмо от Ангелины.

«…Ах милый мой Яков. Как же я была права тогда во время нашей последней встречи в Санкт-Петербурге! Потерянный город! Пропавшая навеки страна! Иван Павлович, по возвращении в Лондон было принялся подыскивать варианты для вашего переезда. Но, купленная тобой в Выборге квартира, несколько успокоила его. Как же был прав он, предупреждая; только лишь море, способно отделить от неизлечимой заразы большевизма!

Но, теперь, если ты читаешь эти строки, прошу тебя, умоляю, дай знать о себе, супруге, дочери и внучке с зятем подробнее, письмом, а не скудным текстом телеграммы, что хоть и порадовал нас, но не дал полной картины вашего состояния после всего пережитого. Бедный Алекс. Господь взял его к себе, не дав дожить до страшных дней…» — читал письмо, понимая сегодня, что, возможно для того, чтоб видеть ситуацию верно, не следует так уж углубляться во все её многочисленные составляющие. Требуется всего лишь узреть главное. А, оно-то, как раз спрятано от многих и открыто только единицам, со стороны наблюдающим за происходящим.

Мог ли он быть вне страны мысленно, для лучшего понимания наблюдая со стороны? Находясь в ней, будучи не готов к бегству, надеялся на лучшее.