Окружающая действительность пугала. Видел всю нелепость произошедшего. Волна «цунами», что накрыла собой Россию, дошла и до своевременно отделившейся Финляндии. И, теперь, когда всё было позади, знал; нет никакого смысла прятаться от неизбежности нового мира, что не мытьём, так катаньем накрывал планету.
Жизнь — вот что только хотелось сохранить ему прежде всего своим детям и внучке. Потеряв Алекса любил Лизавету. С самого детства зная, благополучие прежде всего состоит в финансовой поддержке, сохранил её, видя теперь; есть то главное, перед чем, и она бессмысленна.
Среди расстрелянных были финские красногвардейцы, жители Выборга, не принимавшие участия в военных действиях, считавшие себя нейтральными рабочие, в основном уже демобилизованные русские солдаты и офицеры бывшей императорской армии, гражданские лица разных национальностей.
В апреле 18-го финский сенат принял решение о высылке из страны всех русских подданных. В течении весны и лета 18 года практически всё русскоязычное население, а именно 20000 человек оказались выдворены из страны.
Мария, с радостью воспользовалась этой возможностью, покинув так напугавший её город, оказавшуюся враждебной страну. Получив расчёт, села на поезд Випури-Санкт-Петербург, вновь ходивший, но уже через враждебную границу
Теперь, научившись многому у Марии, Илма, работала за двоих, получая при этом хорошие деньги.
Только благодаря своему двойному гражданству Торбьорг Константиновне удалось хоть как-то зацепиться самой за было приютившую их страну, и спасти семью, дабы не попасть в число тех, кто изгнан из неё обратно, в Россию. Фёдор Алексеевич был вынужден поменять свой паспорт, взяв девичью фамилию жены, Но Финляндия уже не являлась для них той, прежней, придающей уверенности в завтрашнем дне.
Стремительно возросший всплеск ненависти к русским, слега утих, как только была одержана победа над «красными» в гражданской войне. Но никогда уже не вернулось на прежний уровень уважение к русским. Та страшная ночь навсегда осталась в памяти семьи Курштайн. Каждый её член понимал теперь; быть русским, или хотя бы иметь отношение к России — подвиг в этой, приютившей их стране.
Теперь, имея общую с бароном фамилию Фёдор Алексеевич не столько не мог определиться с работой, сколько чувствовал некую, пусть и не ярко выраженную пока неприязнь к себе, как к носителю русской культуры. Это очень огорчало, ощущал себя недочеловеком. В Кякисалми. так же, как и в Выборге его все знали по прежней фамилии.
Это выработало в нём некий страх перед людьми. Раньше не особо стремился к требующим от него общения, теперь начал избегать общества, от которого зависел, боялся работать на других. Для семьи по-прежнему готов был на многое. Видел в этом начало некоего нервного заболевания, но держал в себе, не находя сил поделиться даже с Лизаветой.
Глава IX. Бей своих, чтоб чужие боялись
— Милый мой Фёдор, ситуация кардинально меняется. Сейчас уже не те времена. Вы думаете нам всем удалось избежать смерти только лишь благодаря тому, что на двери квартиры висит табличка с немецкой фамилией? Ах Боже! Умоляю вас! Это чистое везение, — сопровождал в прогулке по городу своего зятя Яков Карлович. Знал; несмотря на более-менее стабилизировавшуюся ситуацию в стране тот боится выходить теперь в одиночку.
— И вы так легко об этом говорите? Теперь, после случившегося, мне право не по себе, особенно если я оказываюсь вечером на лестничной площадке один, из-за ощущения неприкаянности душ невинно убиенных сограждан. Впрочем, это настолько редко случается, что не возьмусь жаловаться на страхи эфемерные. Они ничто рядом с опасностью быть арестованным только лишь по причине национальной принадлежности.
— Да-да. Национальная принадлежность. Ведь и я родившись в России, не считая себя русским, после этой страшной ночи ощутил себя в полную силу таким же, как и вы её гражданином. И дело тут поверьте не в наличие у меня русского гражданства, что в последнее время для таких, как мы с вами уже не имеет никакого значения, а в причислении в полную силу ко всем грехам прошлого нашей страны, за кои приходится теперь расплачиваться.
— Что вы имеете ввиду?
— Прежде всего ненависть народа к монархии.
— Ненависть!? Но ведь её никогда не было! Что же повлияло на её такой стремительней рост?
— Ах Фёдор Алексеевич, нам теперь внушают, что во всех проблемах, буквально свалившихся на головы из ниоткуда, якобы виновата монархия. И поверьте, многие уже уверовали в этот бред. Но, скажите мне на милость откуда тогда взялась эта страшная энергия уничтожения русских пусть у слишком иного, но всё же протославянского народа, коим не считают себя финны, если всю свою историю были лишены возможности иметь своего царя?
Ведь про них-то уж точно не скажешь, что виной внутренней гражданской войны стал царский гнёт.
— От кого? Неужели вы считаете, что от Николая II?
— Ах не смешите меня. Он был для них всего лишь Великим князем.
— Не всё ли равно.