Часть их боли

Из восточных кварталов выехал Терум Обарай, доспехи которого также густо облепились грязью и побагровели. Видимо, и у него бои выдались столь же жаркими. Держась за истекающее кровью плечо, мерифий болезненно-сдержанно скалился, отчего его лицо стало похоже на странную демоническую маску. Увидев Юлиана, он направил свою лошадь к нему.

– И ты уже здесь, – сказал он.

– Вас сильно ранили? – спросил Юлиан.

– Неприятно, пырнули копьем под стальную пластину, – усмехнулся Терум. – Но все дрянь-целители разбежались кто куда, когда завязалось сражение с местными вампирами. От людей ожидать другого не стоит. Ты тоже отбросил их гарнизон?

– Да. Кто успел, отошел к дворцу проулками.

– Хорошо. Раз мы встретились, проводи-ка меня до лагеря, Юлиан, окажи услугу… Не должно нам выглядеть как извозившимся в грязи зверям. Давай приведем себя в порядок, а там вернемся. Со своей задачей мы справились, вражеского войска поубавили!

Скоро они вдвоем двигались стремя в стремя, чтобы вернуться в опустевший лагерь. Начался сильный дождь, который омывал их, стекал по доспехам и длинным красно-черным плащам с вышивкой в виде платана. Из жилищ глядели черными тенями гримы, которых стало так много, что город из красного превратился в глубоко-черный, призрачный.

Терум продолжал держаться за кровоточащую рану, пока подле брюха коня бежал его помощник.

– Я получил известие, – сказал он. – Оборотни и людские лары уже под самым королевским дворцом. Ворота закрыты, высоки, на галереях чертовы наги… Но долго не продержатся! Предполагаю, после нескольких дней штурма внутри они обнаружат умерщвленного короля Гайзу, который либо примет яд, либо пустит кровь.

– Змея, сгинувшая от собственного яда, – усмехнулся Юлиан.

– Да. Ему больше некуда, кроме как к своему Шине, – довольно осклабился Обарай.

– А с ним и весь город…

– Не спорю, война эта гадкая. Но свое дело мы выполнили. Как только все уладится, отправимся домой. Оскуриль обрадуется… – И он едва улыбнулся при воспоминании о дочери.

Когда они уже проехали треть города, Обарай обратил внимание, что его будущий родственник странно прижимает одну руку к туловищу – будто укрывая что-то под плащом.

– Что там у тебя? – спросил он.

– Ничего существенного, почтенный, – отозвался Юлиан, повернувшись боком.

– Думал, рана, но вижу, что нет. Это книга, что ли? Точно она. Уж не из того ли цветастого дворца, куда ты заходил?

Однако Юлиан только хмурил брови и отвечал односложно, не желая проливать свет на происходящее. Тогда Терум сообразил, что труд, видимо, был украден из-под носа чародея Клариэла. Но зачем он его родичу?

Они уже выехали на широкую мостовую, ведущую к Зеленозубым воротам, как вдруг перед ними выскочила пестрая толпа. Причем выскочила из закрытого ранее жилища, на котором висел чей-то щит. Двум вампирам поначалу показалось, что им встретились мастрийцы: сухие, тонкие, низкорослые, волос по жесткости напоминает ветвь терна. Но цвет кожи-то бронзово-красный… Кто, как не эгусовцы!

Одно лишь это промедление, когда на них направили несколько взведенных арбалетов, стоило многого. Защелкали спусковые механизмы. Доспех старшего Обарая вместе с невесомой кольчугой легко прошил насквозь болт. Спустя мгновение такой же болт вырос и посреди груди опешившего Юлиана Ралмантона. Он ощутил толчок, а затем его захлестнула острая волна боли. На него навели еще три арбалета. Щелчки… Затем смертоносный свист. А вокруг странная тишина. Надо же, сколь выверены и спокойны действия нападавших…

Он увидел сначала хмурое, низкое небо, опрокинувшись на заднюю луку, потом, выровнявшись, заметил, как пуст взгляд горожан, а у губ залегла одинаково гадкая усмешка. И тогда он все понял. Раум! Прижимая к себе похищенный труд архимага Зостры ра’Шаса, вампир попытался ускакать. К нему хлынули всей гурьбой, забрали поводья лошади, пока Обарай уже издыхал внизу, в натекшей луже крови, вместе со своим помощником.

Десятки пар рук, напоминающих лапы одного отвратительного паука, неумолимо потянулись к книге, попытались вырвать ее из ослабевшей хватки.

– Тварь! – закричал Юлиан. – Пошла вон! Вон! Это не твое, сучье отродье!

Ему не отвечали. Борьба затянулась.

Он чувствовал, как стрела в груди терзает сердце, заливает кровью, но не сдавался. Он был не в силах вынуть саблю из ножен – мешала книга. Тогда его пальцы в перчатке сплелись на глотке первого, переломили ее с сухим треском. Юлиан пытался вернуть поводья, отбивался от кривых южных кинжалов, которые грызли его, как псы, рвали бедра, бок. Нападающих было порядка пятнадцати. Потом он услышал, что арбалеты снова взводят. Надо уходить! Рискуя, он вслепую со всех сил сдавил бока коня пятками. Конь завизжал от боли. Протаранив толпу, он понесся, пытаясь скинуть жестокого всадника. Но тот не давался, будто врос. Пригнувшись к гриве, Юлиан поддел свободной рукой поводья, чтобы вернуть контроль. Однако тут позади, из всполохов тумана, на лошадиный круп вдруг скакнул один из неприятелей.