Часть первая. Деревянный корабль

Наш композитор едет в дождливую погоду в повозке, запряженной его жеребой кобылой Илок. Потом наступает вечер, и он работает дальше. Он записывает в дневнике:

«Что может быть приятнее, чем смотреть на круп жеребой кобылы, не испытывать никаких неудобств, без спешки скользить сквозь время, не заботясь о цели? Картины, вбираемые глазами, расплываются прежде, чем ты успеваешь их осознать. Бессобытийный путь, который лишь по видимости ведет сквозь реальность… Мне представились те дробные звуки, на которых застопорилась работа над симфонией. Теперь их жутковатый тон, их страшное толкование как бы растворились. Дробь незаметно превратилась в громыхание повозки, в цокот подкованных копыт, в хруст гравия, в убаюкивающие звуки пружин и мягкой обивки — в бесконечное путешествие по мокрому от дождя ландшафту.

Ночь наполовину прошла. До сих пор я не чувствовал усталости. Передо мной распахнулось неописуемое пространственное измерение. куда бы я ни направлял шаги, куда бы ни смотрел, впереди разверзается бездна. Даже исписанный лист нотной бумаги не ограничен своей поверхностью: позади него или под ним что-то воспринимаемое погружается вниз, как камень — в черную водяную шахту колодца глубиной в много сотен метров <…>. Сейчас я мог бы закончить симфонию. Посреди этого одиночества, окружившего меня со всех сторон темными безднами. Почва тоже ушла у меня из-под ног. Осталась стеклянная чернота. Жуткий перестук растворился, как леденец, брошенный в стакан горячей воды. Колокольная гулкость копыт медленно ступающей жеребой кобылы, хруст по гравию высоких колес, тихое громыхание повозки вобрали его в себя; удобно устроившееся в повозке сновидение подпрыгивает на ухабах на протяжении ста тактов. Вместе со звуками кларнета, гобоев, фагота и элегически-скрипучего контрабаса — —»

В одном из писем Моцарт жалуется на злую судьбу композитора: что он не может, сидя в карете, ехать и одновременно записывать — как музыку — впечатления, спешащие ему навстречу. Моцарт, который находил музыкальные идеи очень легко, словно они изначально были впечатаны в его мозг, как записи на вощеной табличке, в этом утверждении не совсем справедлив. Ибо для него еще не написанная композиция собиралась в единый целостный поток, в «пиршество», на протяжении которого музыкальные проистекания пребывают вне времени и сгущаются в одно впечатление. Я думаю, Моцарт своей жалобой хотел выразить и нечто другое: что каждый творческий человек сталкивается с препятствиями в себе самом: ему мешают собственное наслаждение и собственное страдание. Великий художник меньше включен в существующий порядок, чем любой заурядный человек.