Частичка тебя. Мое счастье

Он молчит довольно долго – три светофора, две развязки. С учетом часа пик и типичных пробок – практически вечность.

– О каких вообще хотелках в мой адрес ты можешь говорить, если стоит только коснуться любого вопроса – ты начинаешь играть в молчанку? – не выдерживаю тягостной паузы, конечно же, я.

– Кажется, раньше мы отталкивались от мысли, что в мои хотелки ты не особо веришь, Энджи, – конечно же, что он может, как в очередной раз уклониться.

– И почему же я в них не верю? Давайте погадаем на ромашке, – откликаюсь ядовито, скрещивая руки на груди.

Ни за что не заговорю с ним снова. Даже пытаться не буду. Ибо пустая это трата времени.

– Энджи, это бессмысленно сейчас обсуждать. Пока дела у нас настолько плохи – бессмысленно.

Молчу. О том, что его дела такими темпами будут становиться только хуже – пусть догадывается сам. Не желаю разжевывать все до последней буквы.

– Может быть, ты хочешь еще мороженого? Мы можем заехать по дороге.

Продолжаю молчать. Рассматриваю ногти.

Пусть прибережет свои сладкие взятки для будущей новой принцессы. Той, с которой он сможет разговаривать.

Еще несколько минут тишины, густой, вибрирующей, моей недовольной тишины, и Ольшанский наконец выдает невеселый вздох.

– Ты чудовищна, ты знаешь?

Знаю. Но это не та тема, на которую я могла бы поговорить.

– Я просто хочу больше, Энджи, – Ник вымученно улыбается наконец и перестраивается, чуть сбрасывая скорость, – стараюсь об этом не думать, но вот сегодня – не думать не получилось. Все оказалось настолько близко, что я чуть не захлебнулся всем этим.

– Чем именно? – переспрашиваю неохотно. То ли я слишком устала, то ли кое-кто слишком мутно объясняет. Для себя крайним назначаю именно Ника. А как иначе-то?

– Я много всего пропускаю, – он говорит еще тише, с очевидным нежеланием, – я давно хочу детей. Очень. И сейчас обязан наблюдать со стороны, выдерживая максимум дистанции.

– Ты и так лезешь ко мне чаще, чем я этого хочу, – бурчу хмуро.

– Да, – Ник снова вздыхает, – хоть ты и не веришь, что я делаю это искренне. Я знаю, что бесконечно перед тобой виноват. И согласен ждать сколько тебе потребуется, но…

– Но? – ехидно повторяю. – Продолжай, продолжай, мне очень интересно, что там у тебя за “но”.

– Но, если задуматься, вряд ли мне удастся пережить этот опыт. Не с моей… бракованностью.

А вот это слово он чуть не силой из себя выдирал.

И сколько же в нем было неприязни к самому себе…

Эхом во мне отдалось. Куда глубже, чем я ожидала. Потому что… Уж это ощущение я могла понять. Пожалуй, даже больше, чем он хотел бы.

– Извини, – проговаривает он тихо, – я не давлю на тебя. Правда. Я дохрена всего хочу. Это тебя ни к чему не обязывает. Я ведь не твой муж. Сам в этом виноват. О каких-то моих правах можно будет говорить, только когда ребенок появится на свет.

– Это если он еще появится… – вырывается из меня отчаянное и горькое. Самый лютый мой страх.

– Все будет хорошо, – мягко и почему-то очень убедительно говорит Ник, – ты со всем справишься. Ты не можешь не справиться. Только если осознанно что-нибудь вытворишь.

Осознав, что он намекает на старую мою выходку, в Рафарме, возмущенно вскидываюсь, чтобы сказать ему…

Вижу выжидающую улыбку. Все он знает уже, кажется. Провокатор чертов! Придушила бы, да он за рулем.

И все-таки…

Его вера – она имеет какой-то совершенно особенный вкус. Теплый такой…

– Подождать тебя? – уже запарковавшись на парковке у клиники, Ник оборачивается ко мне с водительского места. – Или есть время съездить за вторым мороженым? Или твоя душа изволит чего-нибудь еще?

Смотрю на него задумчиво. Даже местами испытующе.

Даже не знаю…

– Не надо меня ждать, – покачиваю головой, – глуши двигатель, пошли. Сегодня УЗИ по графику. Ты можешь посмотреть.

У него такие глаза становятся… Огромные, темные, охреневшие…

– Энджи, ты не шутишь сейчас?

– Нет, увы, – пожимаю плечами. – На мой вкус – такими вещами шутить нельзя.

Он так торопливо дергается с места, будто боится, что я передумаю. Даже забывает, что еще пристегнут.

Выхожу из машины, вдыхаю прохладный ноябрьский воздух. Жду.

Я об этом пожалею. Сто процентов.

Конечно, жалеть я начинаю уже на третьем шаге по коридору к нужному кабинету. Но я не из тех, кто будет чуть что поворачивать назад. Решила разрешить – пусть идет. Тем более, что он так меня за руку стискивает – оторвать, кажется, удастся только с мясом.

– А глаза-то все больше и больше сияют, – Светлана Борисовна, мой новый ведущий врач при виде меня приветливо улыбается. Бросает взгляд за мое плечо, приподнимает брови, – о, вы сегодня не одни. Это ваш?..

Тактично замолкает, предлагая мне самой договорить, кем для меня приходится Ольшанский.

Хороший вопрос. И кто же он мне? Не муж, не друг, не любовник. Проклятие на всю мою голову? Неудавшееся “всегда”?

– Соавтор моей беременности. Хочет посмотреть, что именно мы с ним натворили, – неуклюже улыбаюсь, расстегивая пуговки на вязаном жакете. Жакет, самовязный, мягкий, прекрасного темно-синего цвета мне презентовала на прошлой неделе тетя. Велела не сметь студить её будущего внука.