Частичка тебя. Мое счастье

– Это потому, что я в тебя была по уши влюблена, болван, – устало выделяю слово “была”, – а ты – травил меня Юлями, Виками, Маринами, Ксюшами. И чего сейчас от меня хочешь?

– Чего хочу? Тебя хочу, – он фыркает как-то даже саркастично, – знаю, что все я с тобой продолбал, все, что только можно. Но так хочу – все поджилки сводит.

– Ничего, – морщусь раздраженно, – подожди, там Артем Валерьевич угрожал нам новой сотрудницей. Она придет, стрельнет в твою сторону глазками, и все, хотеть ты будешь уже её. В долговечности твоих желаний в мой адрес я вполне обоснованно сомневаюсь. Да и в их существование тоже не особо верю.

– Дурочка, – с какой-то убийственной нежностью выдыхает Ольшанский. Пальцами мне по спине проводит – жар сквозь ткань до кожи добирается.

Сил нет даже обижаться на это все. Только охреневать.

Такой странный он сегодня, как будто совершенно чокнулся.

И охренел – бесконечно. Потому что так по-свойски касается меня, целует, будто и правда право имеет.

И самое ужасное – я ничего с этим не делаю. Не отстраиваю границ, не устанавливаю дистанцию. Хотя…

Десять раз уже пробовала, он же ничего не слышит…

– Можно отвезти тебя домой? – спрашивает тихо. – Могу поклясться, что буду вести себя прилично.

– И я после сегодняшнего должна тебе верить? – язвительно подталкиваю его локтем, надеясь, что он хоть чуть-чуть отодвинется. Мечты-мечты. – Нет уж, обойдусь, – решительно болтаю головой.

– Ну пожалуйста, Энджи, – шепчет, ближе склоняясь к моему уху, – я сейчас в таком состоянии, что ты меня в дверь – я в окно полезу. Просто от отчаяния. Не могу больше смотреть на твою жизнь со стороны. Позволь мне хоть что-то.

– Не хочу, – упрямо поджимаю губы. Чувствую себя козой. Как тетка говорит. Фыркаю, ощущая легкий прилив сил.

– Как же хочется тебя сейчас целовать. Вот прямо сейчас, когда ты ерепенишься – хочется особенно сильно.

– Ну рискни, – шиплю сквозь зубы, – если лишние части тела завелись.

– В этом случае ты точно не согласишься, чтобы я подвез тебя домой, – Ольшанский покачивает головой, – а вот это мне действительно не улыбается. Лучше давай все-таки отвезу.

Вот ведь…

Ни за что бы не подумала, что он так обострится!

Уехать, конечно, можно, но что-то я сомневаюсь, что это избавит меня от Ольшанского как от явления. Даже наоборот. Как-то так выходит, что чем больше я отталкиваю его от себя – тем настырнее он ломится в мои ворота.

И…

А почему бы мне не развлечься за этот счет, кстати?

– Ладно, подвези, – киваю милостиво, но тут же добавляю с ехидной улыбочкой, – только я на заднем сидении поеду. Во избежание.

Недоверчиво смотрит на меня, будто сам не верит, что я согласилась.

Ну и правильно делает, что сомневается.

Конечно, я ему не верю.

Он в очередной раз себя убедил, что питает чувства, только на этот раз не к Юле, а ко мне.

Но я ведь смотрела на это все. Хотела для себя. И сейчас есть прекрасный шанс получить это все, на голубом блюдечке, с золотой каемочкой. При этом подпускать его к себе хоть на пушечный выстрел я не собираюсь. А вот удовлетворить мстительную гадюку внутри – о да.

Поматросить и бросить. Чудесная мысль. И чего я сразу не догадалась это сделать?!

18. Энджи

Телефон на моем столе вибрирует как всегда. По Ольшанскому можно время подводить. Занят он, не занят. В клубе он сегодня был, или нет, но в семь пятнадцать телефон на моем столе начинает страстно подпрыгивать.

Я не тороплюсь, допиваю чай, не без удовольствия поглядывая в окно.

Стоит там, на парковочке, прямо напротив моего кабинета. Как нарочно именно для меня встает, чтобы я понаслаждалась его муками.

Весь из себя, в темном пальто, с телефоном у уха, без шапки на безмозглой голове.

– Ну? – с третьего его прозвона удосуживаюсь поднять трубку. – Чего вам надо, господин директор? Рабочее время, если что – кончилось. Отчет я вам прислала.

– Энджи, ты ведь знаешь, что я тебя уже жду, – с той стороны трубки само терпение, может, только самую малость укоризненное.

– Вы не мой водитель, Николай Андреевич.

– Твой водитель уже уехал. А я не уехал. И буду ждать тебя, сколько потребуется.

Я еще пару минут ехидно изливаюсь на тему того, как покараю уехавшего водителя, потом все-таки неохотно поднимаюсь со стула.

Как бы то ни было – ехать-то мне надо.

И я еще Ольшанскому не весь мозг вынесла, а нужно успеть до его отъезда в Японию сделать план-максимум. Чтоб новой девочке – какой-нибудь смазливой японочке – он уже достался таким, какого мне не жалко будет дарить. Обескровленным и можно совершенно мертвым.

Одеваюсь без спешки, даже слегка заторможенно – втайне надеюсь, что какой-нибудь сквозняк все-таки отморозит Ольшанскому что-нибудь пониже пояса. Ну, я ж говорила – мне для смазливой японочки ничего не жалко.

Уже третью неделю так развлекаюсь – надеюсь на накопительный эффект. Зима ведь почти на дворе. Ну, по погоде так не скажешь, конечно, но она пытается. Есть во что верить.

Увы. Когда я выхожу – Ник бодр, свеж и даже сияет улыбкой. Совершенно не похож на отмороженного.

Галантно открывает мне дверь моих любимых задних сидений. Даже в поклоне слегка насмешливом склоняется.